Встреча с чудом - [26]

Асе нравился Колоколов, нравилось его круглое курносое лицо с мальчишечьи-пухлыми губами, его постоянная бодрость и неугомонность. И все же с некоторых пор она хмурилась при виде его, была суховатой. И Колоколов это чувствовал. Но он не знал за собой никакой вины и поэтому решил, что просто у Аси строгий характер. И ему это даже нравилось. И вообще ему было хорошо около сестер. Уже два года живет он бобылем и соскучился об уюте, которым был окружен в доме матери. И вот в эту суровую даль, в лютые морозы, в грубоватый мужской мир, в хозяйственные заботы совхоза вдруг явились две милые сестры. И сразу же его жизнь наполнилась волнением, что-то зазвучало в душе тонкое, смутное, будто повеяло хорошими цветами. Даже просто вот так сидеть около их печки, видеть их лица, глаза, мелькающие руки, даже это — чудесно.

— Скоро вам легче будет, — сказал Колоколов. — Полсотни лисиц на убой выбрали. Только сотня у вас останется.

Он подал Асе список отобранных лисиц.

— И Андреяшку! — воскликнула она.

— Стареет. Сыновья его останутся.

— Жаль Андреяшку. Нравится он мне злостью своей. Как он меня ненавидит!

Колоколов взял гитару, сел у печки на груду дров и, закрыв глаза, осторожно перебрал струны, тихонько запел свое любимое:

Однозвучно гремит колокольчик,

И дорога пылится слегка...

Пел он удивительно хорошо, с душой.

Ася собирала на стол ужин. Славка смотрела в окно. А что она могла увидеть там? Разбитую форточку, затянутую оленьей шкурой? Трещину, залепленную полоской, отрезанной от газеты? Горный ледник, ползущий со стекол на подоконник? Между рам вместо ваты лежал зеленый мох, усыпанный клюквой. Славка смотрела на эту зелень, и перед ней возникали поля в цветах, юг и море, и еще что-то необыкновенное, чего она не знает, но что маячит ей впереди. И об этом же звенит гитара, зовет, обещает.

И голос, хватающий за душу, несется из той бесконечной дали:

И замолк мой ямщик, а дорога

Далека, далека, далека...

Ася искоса бросила взгляд на Славку.

Колоколов сквозь густые ресницы тоже смотрел на нее. Радость затеплилась в его душе. Он негромко воскликнул:

— А все-таки вы молодцы, девчата!

— Почему? — спросила Славка, поворачиваясь.

— Молодцы, да и все! — ответил Колоколов, перебирая струны. — Молодцы, что едете к морю, что заехали в Калары, молодцы, что хорошо ухаживаете за лисичками, молодцы, что встретились мне, что растопили сейчас печку, вскипятили чай и слушаете мой бред!

Он засмеялся, пальцы его стремительно пробежали по грифу, громко прозвучал последний аккорд. Колоколов встал, повесил гитару на гвоздь, прошелся по комнате, безуспешно пытаясь пригладить непокорные вихры.

— Мне рассказали однажды интересную историю, — оживляясь, заговорил он. — Был один слепой. От рождения. Так, слепым, он прожил двадцать лет. И вот Филатов сделал ему операцию. И слепой прозрел. В жизни чудес больше, чем мы думаем. Смотрит он вокруг и ничего не понимает. Видит, а не понимает.

Асю и Славку заинтересовал этот рассказ. Они сидели в своих парикмахерских креслах, откинув головы на подголовники.

— Стали его учить разбираться в мире. «Что-то» клали перед ним. Он видел, но не знал, что это такое. Тогда он трогал рукой это «что-то» и радостно говорил: «Кошка!» — и запоминал, какая она. «А это что?» — спрашивали его. Он видел что-то непонятное, пугающее. И вдруг слышал шелест листвы. Удивленно спрашивал: «Дерево?» Трогал рукой и вскрикивал: «Дерево!» Его учили понимать, что оно раскидистое, зеленое.

— Забавно! — воскликнула Славка. — А ведь так оно и должно быть!

— Он осязательные образы старался соединить со зрительными. И все же осязательным образам он верил больше, а зрительные долго оставались ему чужими. Странно, но факт! Все, что он видел, ему казалось неправдоподобным, как сон. Когда же он это видимое трогал, ощупывал, оно становилось для него обычным, существующим.

— Я понимаю его, — задумчиво сказала Ася.

— С этим ощущением сна, миража он прожил почти всю жизнь. Был неуверенным, робким. Ходил и вообще жил осторожно, с оглядкой: боялся что-нибудь сломать, или сделать что-то не так, или попасть впросак. И долго он еще ощупывал то, что видел.

Сестры рассмеялись.

— Садись, пей чай. — Славка освободила ему парикмахерское кресло.

Колоколов сел.

Ася слушала, возя по столу солонку, — стеклянного лебедя с горделиво изогнутой шеей. Эту солонку подарил им Колоколов.

— Ему, например, не просто было понять — красивая перед ним женщина или нет? Тогда больничные няни заставили его ощупать их лица. И вдруг он о пожилой женщине сказал, что она самая красивая. Представляете? А лицо ее было пухлое, расплывчатое, но очень доброе, ласковое. Оказалось, что красоту он понимал как доброту!

— Ну и правильно понимал! — воскликнула Славка.

Ася налила крепкий чай. Колоколов с удовольствием отхлебнул несколько глотков.

— Вот и я также одно время ощупывал жизнь. Когда из маминых хором выбрался. Знал, что всякое в жизни есть, но знал понаслышке. А потом все своими руками стал ощупывать. Привыкал к жизни. И ничего, привык. Теперь все вижу, все понимаю.

Ася, крутя лебедя за стеклянную шею, о чем-то думала. А потом строго спросила: