Встреча навсегда - [22]

С наиболее интересных документов я решил снять копии — они могут сказать о жизни моих родителей больше, чем я сам.

Помогала мне в этом другая городская библиотека № 11, где директор Уварова Антонина Васильевна, очень отзывчивый человек, приняла в этом самое непосредственное участие.

Выбрали небольшую по объему и очень полную по содержанию статью отца к своему 75-летнему юбилею. Она наиболее ярко и откровенно отражает начало совместного литературного творчества моих родителей.

Эту речь, эти слова отец произносил, как уточнила мама, не только на юбилее, но и раньше, когда они не раз выступали вместе, и позднее, на других вечерах с читателями. Даю эту статью полностью:

«— Как, с чего начал я писать? Что послужило стимулом к литературному творчеству? И так далее. Эти вопросы задают постоянно.

Если сказать по–честному, то стать писателем мне помогла жена Мосияш Галина Федоровна (сама талантливый литератор и удивительной доброты человек). Всю нашу совместную жизнь — а это уже на шестой десяток — она была и есть неизменным и самым строгим редактором, часто и соавтором. Вот, в конце концов, что–то и получилось!..

Хоть в молодости я об этом и не думал. А если и думал о каком–то для себя творчестве, то только как об артисте кино или театра. Мечтал о ВГИКе. И беспрестанно играл в художественной самодеятельности, сначала в школе. Даже ездил во время Отечественной войны с бригадой местных артистов — выступали перед ранеными в госпиталях, перед рабочими и колхозниками, на полевых станах. Потом эта художественная самодеятельность продолжилась и в армии. Благодаря которой я каждый год получал от командования отпуск на Родину, в Сибирь. Кстати, в один из таких отпусков я и познакомился с красивой и серьезной девушкой–сибирячкой, которая и стала навсегда моей женой.

А после демобилизации из армии пришлось идти работать на завод. Была уже семья и первый ребенок. После работы — вечерняя школа. Жена настояла, чтобы я, не откладывая, заканчивал десятый класс (так как ушел добровольцем после девятого) и сразу поступил в институт на заочное отделение. Потом она много мне помогала и в подготовке контрольных работ, рефератов и экзаменов. Так что через пять лет благополучно закончил Новосибирский педагогический институт. Свое первое стихотворение, которое тут же пошло в детский журнал, я написал для своего маленького сынишки, работая уже в школе учителем.

Со стихами мне как–то сразу повезло, потому что в армии довольно часто писал в газету патриотические стишки. Тогда на этом все были помешаны. Да кто в молодости не писал стихов?!

А с прозой у меня долго не клеилось, проза никак мне не давалась. С детскими стихами вышло уже 9 книжечек (правда, маленьких, иногда в одно стихотворение), когда я взялся за первую повестушку из своего детства — «Друзья из Синеозерки». Писалось трудно. Напишу две–три странички — обязательно читаю жене (мои «калякалы» было не разобрать). И тут начинается: «Этот абзац надо переделать. Такое предложение не годится. Вот здесь лучше заменить и сделать вот так.»

И это было со всеми книгами, пока не приобретут литературный и божеский вид. Постепенно пришли к историческим романам (тоже по инициативе жены), с которыми было еще больше совместной работы».

Чтобы ксерокопии не шли подряд, хочу сделать небольшую перебивку — рассказать кратко некоторые эпизоды из жизни нашей семьи, запомнившиеся в детстве наиболее отчетливо. Взаимоотношения родителей я стал понимать по- настоящему лет с 11–12, когда мы переехали в Алма — Ату. С того времени они вспоминаются мне больше пишущими. Мама обычно сидела за столом. Видимо, ей тогда приходилось много писать, потому что работала сразу в двух местах: на радио и в газете. И одновременно помогала папе писать его первую повесть о детстве — «Друзья из Синеозерки».

А папа по приезде в Алма — Ату долго не мог устроиться на работу. И в это время он решил попробовать себя в прозе. Но поначалу у него не получалось.

Мама время от времени откладывала свою рукопись, подходила к нему, присаживалась на край дивана (папа всегда писал лежа):

— Ну, что прибавилось нового? Читай.

Я замечал, что она никогда не говорила ему слово «плохо» или «это совсем негодно», а, как понимал, выбирала слова помягче: «Знаешь, вот тут надо бы чуть подробнее, а то как–то непонятно.»

Первой папиной реакцией было несогласие с замечаниями:

— Ну вот, я так и знал! Опять не то, опять надо переделывать!.. Не буду я снова переписывать!.. — и в порыве отчаяния иногда бросал свою рукопись.

Мама за это почему–то совсем на него не сердилась. Делала вид, что ничего особенного не случилось. Запросто улыбалась и говорила:

— Подбери тетрадь. И что ты из–за такого пустяка устраиваешь «спектакли». Тут и сделать–то всего ничего: заменить или поправить 2–3 предложения, и все будет нормально. Давай сюда.

Папа «остывал», садился рядом, и по его лицу было видно, что чувствовал он себя далеко неправым.

Как я потом понял, мама остерегалась при этом говорить более строго, чтобы «не выбить его из колеи», чтобы он вдруг не «взорвался» (это он мог) и не бросил уже хорошо начатое. Что тогда с ним будет?..