Встреча - [11]
Обуреваемый мрачными мыслями, Форстер ходил по городу без особой цели. Бытовые заботы тяготили его. Позарез нужны были новые сапоги. Свои теперешние он еще раз залатал и заштопал в Аррасе, когда понапрасну дожидался возможности начать переговоры с англичанами по вопросу об обмене военнопленными. Но на что купить ему новую пару? Жил он исключительно на поденные, которые платил Конвент, — восемнадцать ливров в день. Столько стоил обед или фунт мяса. Кожи на скотном дворе обходились значительно дороже — купить их можно было только по спекулятивным ценам, так как на зиму необходимо прежде всего обеспечить надежной обувью армию.
К этому добавились новые неприятности: после хождения по инстанциям будущее, казалось, рухнуло окончательно. Он, ведь твердо рассчитывал на место директора парижской Национальной библиотеки. Однако в Комитете общественной безопасности его даже не стали слушать, заявив, что готовится новый закон, по которому он как иностранец будет подлежать компетенции Комитета общественного спасения, а в этом последнем чиновник уже в прихожей сообщил, что запрошенный пост занял некто Лефевр де Виллебрюн. То был человек, которого он знал и даже — по справедливости — ценил как переводчика классических греческих авторов, однако ж своего разочарования все равно скрыть не мог.
Он глядел на мысы своих жалких сапог, размышляя о том, на что обрек бы Терезу и Губера, последуй они за ним. Шесть тысяч ливров в месяц. Куда там! Он остался при своих мизерных ста восьмидесяти в декаду.
Чиновник с сожалением пожал плечами. «Нам искренне жаль, гражданин Форстéр», — сказал он, по-французски делая ударение на последнем слоге. «И пожалуйста, не думайте, что мы не в состоянии оценить ваши заслуги. Национальная библиотека срочно нуждалась в строгом и квалифицированном руководстве. Мы надеялись на вас, крепко полагались на вашу готовность — вы же совсем пропали и так долго не давали о себе знать».
Ах, это время, это бесполезное время, которое он попусту провел в Понтарлье еще после возвращения из Валь-де-Травера! На огорчение он имел право, на обиду — нет. Виноват только он сам. Ему бы давно надо было сообразить, что развода в отсутствие Терезы нельзя добиться и по новым французским законам.
Он еще просил о возможности побеседовать лично с кем-либо из членов Комитета общественного спасения. Он хотел бы добавить к своему докладу о проделанной работе в штабе Северной армии еще кое-какие личные наблюдения и замечания и надеялся встретиться для этого с Сен-Жюстом[25], о котором знал из «Монитёра», что тот в Париже. Он назвал это имя, хотя и сомневался, что будет принят. Не до него сейчас. Республика слишком занята борьбой — и с внешними и с внутренними врагами. Восстание в Вандее все еще не было подавлено, Тулон принадлежал англичанам, положение в Эльзасе и в Австрийских Нидерландах обострялось, и военные комиссары должны были неотступно находиться при войсках.
Чиновник тем не менее сделал себе пометку, и Форстер простился.
Поскольку ветер тем временем разогнал дождевые тучи, в саду у Тюильри опять было полно народу. На опустевших газонах бородатые и беззубые старцы проводили время за игрой в бетанк — старинной французской игрой, которая, однако, до революции, и даже до 10 августа прошлого года вряд ли могла быть кому-нибудь разрешена. Они бросали подальше деревянный шар, так называемую «свинью», а потом кидали круглые величиной с кулак голыши, стараясь попасть как можно ближе к свинье, по возможности сбив по дороге камни противника. Как ни часто наблюдал за этой игрой Форстер, он все еще не усвоил ее правила. Он только слышал, что вместо камней надо бы использовать литые ядра, но правительство их конфисковало и отправило на переплавку в кузницы, изготовляющие оружие. Он заметил, что сегодня свинье были приданы черты Дантона
