Вспять: Хроника перевернувшегося времени - [26]

Товарищи покачали головами, представляя себя на месте Румпакова.

— Смотрю, а там баба! В смысле — девушка! — хлопнул себя по колену Румпаков.

Товарищи опять покачали головами: да, уж если не повезет, то не повезет по полной.

— Значит, на нее надежды нет, начинаю уходить вправо, но понимаю же, что она мне в фуру долбанется, поэтому после вправо даю опять сразу влево, чтобы она скользящим ударом хотя бы.

Товарищи молча оценили мастерство и благородство Румпакова.

— И тут меня валит, — сказал Румпаков. — Валит меня на бок, ничего не могу сделать. Мало того, впереди сосна. Прямо передо мной. Группируюсь, сжимаюсь весь. То есть грамотно все получилось.

И я бы цел остался, но кто же знал, что у сосны сук обломанный с мою руку толщиной и что он через стекло прямо в меня вонзится?!

Все кивнули: знать и предвидеть такие вещи невозможно. Это судьба.

Румпаков вытер вспотевший от воспоминаний лоб, отхлебнул пива.

— Больно было. В позвоночник мне сук этот въехал, а там же нервные окончания. У меня остеохондроз когда схватит, и то от боли скрючиваюсь, а тут — вы представьте. Прямо так больно, что заорать хочу. Хочу — а не могу. Думаю, почему это я не могу? И почему мне, между прочим, уже как бы и не больно? И тут догадываюсь: я же умер! И вы не поверите, так мне спокойно сначала стало. Так… Ну, будто в теплую ванну залез. А потом жену вспомнил, детей. Жалко их. Но, обратно, как жалко? Ну, как бы это сказать…

— Внеэмоционально, — подсказал Посошок.

— Чего?

— Жалко, но без участия чувств. Умом.

— Вот! — подтвердил Румпаков. — Умом жалко, а чтобы переживал из-за этого — нет. Думаю: ну, умер и умер, что ж теперь.

— Как же ты думал, если ты умер? Чем? — удивились слушатели.

— Не знаю. А потом темнота… А потом бац — и я дома, просыпаюсь по будильнику, ничего со сна не соображаю, Нинке своей говорю: быстро собери пожрать, мне еще груз получить, а завтра, как штык, в Вологду попасть. А она говорит: да я еще вчера собрала. А потом как закричит! Она же тоже спала, не сообразила сначала. Коля, орет, ты же вчера уехал! Я думаю: в самом деле, как же это? Ну, а потом постепенно стало проясняться. В свете происходящих событий.

— А эта фитюлька на джипе, наверно, умчалась и даже назад не посмотрела! — сказал кто-то.

— Это я еще выясню. Завтра окажусь на том повороте — и она там окажется. Я на этот раз вообще на обочину въеду и встану. Дождусь и напомню ей. Кстати, девушка ничего себе, симпатичная…

— Извините, ничего вы не выясните, — огорчил Румпакова Слава Посошок.

— Почему?

— Потому что это же в пятницу было. А завтра будет среда.

Румпаков вспомнил, что происходит в мире, да и другие вспомнили. Молча посидели, обмозговывая.

— Нет, но ехать-то все равно надо, — обреченно вымолвил Румпаков. — Я подрядился, аванс взял. Что же мне, возвращать его?

— А у вас и не будет аванса, — сказал Слава.

— Ты что, издеваешься? — посмотрел на него Румпаков мутноватыми пивными глазами, по которым ясно было видно, что он может быть не только благородным, но и совсем наоборот.

— Ни в коем случае! — опроверг Слава. И тут же, чтобы успокоить водилу, продекламировал одно из заветных стихотворений, для шоферов сочиненных: — Пусть нас сама собой ведет дорога, но, приключений вовсе не боясь, доставим груз мы ценный до порога, и нас не устрашат ни снег, ни грязь!

— Точно! — воскликнули застольщики-шоферы, а Румпаков налил Славе, хлопнул его по плечу и сказал:

— Выпей за мою вторую жизнь!

И Слава выпил. Он теперь никому не отказывал. Он ходил от стола к столу, слушал диковинные истории, к хмельному блаженству добавилось ощущение чего-то необыкновенного. В отличие от других, он не мудрствовал лукаво, хорошо оно или плохо, главное — все живут не как обычно, горячее, взволнованнее. Казалось бы, будущее должно волновать больше — там мы ничего не видим, только догадываемся, а прошлое известно и скучно. Но нет, день ото дня прошлое становилось все загадочнее и непредсказуемее. Знаешь только, что окажешься в таком-то положении в таком-то месте, но зато сутки до следующего поворота — твои, и ты волен делать, что угодно, поскольку это никак на тебе и на других не отразится!

Этой мыслью он поделился с пришедшими Ильей и Владей.

Они выслушали и переглянулись.

— Вот что значит, когда ум лишними знаниями не испорчен, — иронично сказал Владя. — Думаешь, без тебя не доперли? А я для чего тут? Напиться — потому что на мне это никак не скажется.

— Напиться — пустяки! — махнул рукой Слава. — На мне это и раньше не отражалось, вернее, только в хорошую сторону. А я вот вечером лежал и представлял, что будет, когда люди поймут, что можно не только безнаказанно напиваться, а, например, убивать. Ведь убитый завтра воскреснет! Это может превратиться в спорт, в забаву. Или — не понравился человек, раньше бы просто обругал его или сделал замечание, а сейчас возьмешь да и убьешь.

— А если время завтра повернется в нормальную сторону? — спросил Илья.

— О том и речь! Люди могут зайти очень далеко, думая, что им за это ничего не будет. И такого наворотят… И даже твое безобидное пьянство, Владя, учитывая твою неприспособленность, может для тебя завтра обернуться похмельным гибельным кошмаром, потому что это будет именно завтра, а не вчера. А ведь в самом деле это же в любой день может произойти! — воскликнул Слава, подумавший, что, пожалуй, зря он так безоглядно радовался приключению со временем.