Вспять: Хроника перевернувшегося времени - [12]

И как со свадьбой быть? В прошлую, позавчерашнюю пятницу он, отдав все необходимые указания, убыл с предприятия, чтобы присутствовать в 15:00 на регистрации, а потом в 17:00 на венчании — как и теперешний его тесть Петр Сергеевич Перевощиков. Или, получается, пока еще не тесть? А встретились они, кстати, заранее, около двух часов пополудни, в здании администрации. Выпили коньяку и благодушно побеседовали. А если не поехать, не выпить и не побеседовать, что будет? Как повлияет на события?

Впрочем, пока есть дела текущие. Первым делом — планерка.

Игорь Анатольевич нажал на кнопку селектора и сказал секретарше:

— Запускай.

Вошли дожидавшиеся в предбаннике начальники цехов, производств, отделов и участков. Расселись. Исподтишка посматривали друга на друга.

И с ожиданием — на Столпцова: что-то он скажет.

Столпцов начал с вопроса, обращенного к начальнику погрузочного цеха:

— Что с краном?

В четверг — тот четверг, который был перед нормальной пятницей, — один из самых загруженных мостовых кранов под конец смены вышел из строя. Им управляли с земли, с помощью пульта и кабеля. И вот то ли кабель перетерся, то ли в пульте контакты заклинило: кнопки действовали через раз, тросы с крюками опускались вместо того, чтобы подниматься, а сам кран начинал вдруг ехать по балке-рельсу не в ту сторону или вообще намертво тормозил. Пытались разобраться сами — не смогли. Искали гениального электрика Трепищева — не нашли. Столпцов приказал найти его хоть ночью, хоть под утро, приволочь и заставить все починить. Но, увы, обнаружили Трепищева лишь к обеду пятницы. Вернее, он сам явился, сказав, что отсутствовал по уважительной причине, к нему брат приехал, и если где в трудовом договоре написано, что родственников не надо уважать, то пусть ему покажут эту запись, а если кому его, Трепищева, логика не нравится, то пусть ему предъявят логику другую, Трепищев готов выслушать, но не гарантирует, что согласится. С этими разговорами, однако, он в считаные минуты разобрал пульт, поковырялся там, дунул, плюнул, собрал — и все опять заработало как часы.

— Опять стоит кран, — честно ответил начальник цеха.

— Или еще, — поправил Столпцов.

— Или еще, — согласился начальник цеха. — Вы же сами знаете, Трепищев только к обеду появится.

— Если появится… — побарабанил пальцами по столу Игорь Анатольевич. — Хотя да, скорее всего. Раз уже появлялся, то, значит, и опять… Идем дальше, у кого какие проблемы?

Присутствующие выступали и высказывались точно так же, как уже делали это позавчера.

Игорь Анатольевич слушал с подчеркнутым интересом. Этим он хотел показать подчиненным пример, что, несмотря ни на какие аномалии, надо продолжать работать. Да, показатели оказались на уровне позапрошлого дня. Но, если ничего не делать, они так и замрут, а так есть шанс их к следующему дню повысить. То есть к субботе, которая должна наступить. А не наступит — ну, тогда будем думать о резервных планах.

Этих мыслей он вслух не высказал, довел совещание до конца, напутственно произнес несколько твердых и деловитых слов, и все вышли от него в хорошем рабочем стимуле.

Теперь опять думаем: ехать к Перевощикову или не ехать? Будет повторная свадьба или не будет?

Решить вопрос помогла жена Лариса. Она позвонила и сказала, что Анатолий отправился к невесте в полной готовности начать все заново.

— Он у нас молодец! — сказала Лариса.

— В меня пошел, — ответил Игорь Анатольевич.

— Это точно, — согласилась Лариса, всегда преданно уважающая мужа, а в последние годы особенно, потому что за нею была вина: мимолетно влюбилась в режиссера рупьевского Дома культуры, руководителя народного театра. Лариса, не работая (муж не позволял) и не имея домашних дел (была прислуга), увлеклась этим театром, играла главные роли, и вот приехал тридцатилетний Борис Клокотаев, авангардист, сразу замахнувшийся на сложные постановки. Ларису он не воспринимал ни как актрису, ни как женщину, ее это сначала задевало, потом она почувствовала себя оскорбленной, а потом произошло странное. Проходя с нею наедине роль второго плана, играя за партнера, Борис объяснял: вы вся от него зависите, а он вас, то есть вашу героиню, просто усыпляет, как цыганским гипнозом, при этом заранее объясняет свои действия.

— Сначала этот подлец нагло заявляет, что снимет с героини одежду, — говорил Борис, снимая с Ларисы одежду.

— А потом этот негодяй говорит, что сейчас начнет обнимать и целовать героиню, и она не сможет противиться, — говорил Борис, обнимая и целуя Ларису.

И она не смогла противиться.

— И наконец этот сукин сын в глаза хвастается, что сейчас бессовестно поимеет героиню, — говорил Борис, имея Ларису так обыденно и естественно, будто занимался этим всю жизнь.

Она даже толком не поняла, что это было, а Борис не объяснил — делал вид, будто ничего не произошло. Лариса пылала и горела, у нее начался тик на нервной почве, она бросила репетиции и не выходила из дома, а через неделю узнала, что премьерный спектакль, поставленный по отрывкам из пьес классических авторов в переводе на современный язык, провалился — его не приняли и не поняли зрители, он возмутил культурное руководство. И Бориса Клокотаева след простыл, уехал куда-то — по слухам, в Иркутск, в очередной народный театр (государственные и профессиональные он не любил, считая закостеневшими), а в рупьевской труппе осталось недоумение, все как бы спрашивали: что это у нас такое мелькнуло? — и никто не мог ответить. Остались также разнообразные впечатления у женщин народного театра, у кого приятные, а у кого не очень. И осталась беременность у юной Лизы, а в положенный срок родился сын, которому сейчас уже почти два года.