Вспомним мы пехоту... - [7]

Весной 1931 года наш набор закончил полковую школу. Я сдержал слово, данное Борисенкову, — все предметы сдал на отлично. Он радовался этому, казалось, больше, чем я. Особенно доволен Николай Павлович был моими результатами на зачетных стрельбах, где я занял первое место.

— Понимаешь, Иван, — объяснял он мне свою радость, — в работе с тобой у меня получается высокий КПД — девяносто процентов затраченной энергии идет впрок…

После выпуска по представлению Борисенкова и начальника полковой школы Аксенова мне дали не два, а три треугольника в петлицы и оставили при полковой школе помощником командира первого взвода, в котором еще недавно я числился рядовым.

Я держу в руках любительскую фотографию тех лет. На ней снят комсостав полковой школы вместе с командованием полка. На меня смотрит моя молодость — крепкие парни в гимнастерках и портупеях, мои товарищи и начальники: командиры взводов Степанченко, Петкевич, Борисенков, Кучерявенко, Красовский, Долгов, старшина Воскобойников, начальник школы Аксенов, командир полка Самсонов, комиссар полка Шудров, секретарь партбюро полка Гурьев. Это все замечательные люди, и я благодарен судьбе за то, что мне довелось служить вместе с ними.

Однажды дивизию подняли по тревоге и погрузили в эшелоны. Нас повезли на восток. Несколько дней мы находились в пути. Позади остались Иркутск, Чита, Хабаровск… Выгрузились на одной из станций в Приморье. Кругом заснеженные сопки, тайга. Разместились в типовых казармах, построенных еще во время русско-японской войны.

Мы уже знали, что передислокация вызвана обострившейся угрозой нападения со стороны Японии. Оккупировав Маньчжурию и создав государство Маньчжоу-го, Япония бросила к нашим дальневосточным границам значительные силы — до шестнадцати дивизий. При этом необходимо учесть, что численность японской дивизии была почти вдвое больше численности нашей дивизии. И хотя наша дивизия обладала куда большей технической оснащенностью и огневой мощью, все же существовала реальная угроза, что японские генералы двинут свои войска через границу.

Возникла необходимость срочно увеличить выпуск младших командиров. Полковую школу превратили в учебный батальон. Теперь мы могли ежегодно выпускать младших командиров в три раза больше, чем прежде. При боевом развертывании полк, пополнившись бойцами запаса и новобранцами, мог в кратчайший срок стать дивизией — командными кадрами он был обеспечен.

К 1932 году относится большое событие в моей жизни — я был принят в члены Коммунистической партии. Рекомендации мне дали Борисенков, командир полка Самсонов и секретарь партбюро полка Гурьев. Во время Великой Отечественной войны Гурьев стал генералом. Он командовал корпусом и погиб при штурме Кенигсберга. Его именем назван город Найхаузен, что находится в Калининградской области. Ныне город Гурьевск.

Вступление в ряды партии окрылило меня. Ведь для меня, бывшего батрака, программа партии, провозглашавшая беспощадную борьбу со всяческими эксплуататорами, была моей программой. Отныне я не просто вооруженный воин, обязанный защищать свою Родину от посягательств агрессора, а коммунист, ответственный за все, что происходит в стране.

Через год я закончил девятилетку. Это тоже было для меня большой радостью. Теперь передо мной открывались широкие горизонты.

С того самого момента, как полковую школу преобразовали в учебный батальон, Борисенков, будучи энтузиастом снайперского дела, не переставал хлопотать о создании снайперской команды. Он имел уже три кубика и командовал стрелковой ротой. Когда снайперская команда наконец была сформирована, Борисенков стал ее начальником.

Я к этому времени состоял в должности старшины учебного батальона. Как-то утром после поверки подошел ко мне рассыльный и доложил, что меня вызывает командир полка. Иду в штаб полка и гадаю: зачем бы это? Командир полка Тимофей Васильевич Лебедев, сменивший Самсонова, принял полк недавно, и никто еще не знал, каков у него характер.

Вошел в кабинет, доложил о прибытии. За письменным столом сидел красивый человек, средних лет. Он смотрел на меня доброжелательно, слегка улыбаясь, предложил сесть. Когда я сел, Тимофей Васильевич сказал:

— Вы, товарищ Мошляк, старшина учебного батальона. Вам, как говорится, и карты в руки. Расскажите-ка мне о боевой подготовке в нашем полку.

Я несколько опешил. Странное желание у нового полкового! Уж если ему хочется знать о боевой подготовке, так не лучше ли расспросить об этом своего начальника штаба или командира учебного батальона? Однако советовать высокому начальству не положено. Начинаю докладывать. Говорю о тактической и огневой подготовке. Послушал меня Лебедев минут десять, затем спрашивает:

— Как вы думаете, правильно мы обучаем пехоту для участия в будущей войне? И вообще, как вы себе представляете войну будущего?

Час от часу не легче. Что я могу думать о войне будущего, если у меня за плечами нет ни одной войны? Хорошо, если выпускник академии ответит на такой вопрос, а я всего лишь старшина. И все же надо соответствовать… Еще Суворов не терпел «немогузнаек». Да и дружеские беседы с Борисенковым на военные темы не прошли даром.