Вслед за путеводною звездой (сборник) - [8]

Центр Пензенской области – точка, равноудалённая от северной и южной, а также от западной и восточной границ Пензенской области, имеет географические координаты 53°9′54.34» северной широты и 44°34′19.73» восточной долготы, определённые основателем и руководителем Клуба путешественников «ЗАГОСКИНЪ» Александром Шиловым. Находится центр на небольшом островке при слиянии рек Пензятки и Пензы между сёлами Дубенское и Загоскино. Лично я считаю это глубоко символичным и закономерным, далеко не случайным фактом. Почетным председателем клуба «ЗАГОСКИНЪ» согласился стать известный путешественник, писатель и художник Фёдор Конюхов.

То ли мне кажется, то ли действительно в этом что-то есть, но какие-то схожие подводные течения судьбы своей и героя моего очерка – Лаврентия Алексеевича Загоскина мне всё же чудятся вновь и вновь. Тяга к путешествиям возникла у меня определенно в детстве, именно тогда, когда Загоскино было рядом. Удивительно и то, что флотская жизнь не раз приводила корабль Загоскина именно в бакинский порт, в город, где я родился, где тоже, как и он, слышал легенды о Степане Разине, где не раз бывал в пещере и на горе его имени. Судьба занесла Лаврентия Алексеевича на Аляску, в Северную Америку, где ему довелось близко общаться с эскимосами, атабасками и представителями иных индейских племен. Меня же не так давно судьба направила в Южную Америку, где в тропическом лесу у величественного водопада Игуасу довелось мне слушать песни индейцев гуарани… Не знаю, но что-то в этом, может быть, и есть? Характеры, наверное, похожи.

«Он мог бы иметь и доход, и почёт…»

Он мог бы иметь и доход, и почёт,

Квартиру, машину и дачу.

Но рвёт его ветер, и дождик сечёт,

И стужа терзает, и солнце печёт,

А он всё спешит наудачу.

Какая удача? Во имя чего?

Нужны ли такие лишенья?

Ни хлеба, ни имени нет у него.

Но он не оставит пути своего

И не переменит решенья!

И так до последних, до талых минут –

Пока они вовсе не канут…

Он верит, что следом другие идут, –

Пусть даже, когда обо всех помянут,

Он так и не будет помянут.

Валентина Боован-Куукан 08 Республика Калмыкия Я из рода волчицы

Памяти отца

Я из рода свирепой волчицы,

«Чон» зовётся моя родня,

Здесь очерчены строго границы

Между «можно» и строгим «нельзя».

Предавайся безудержной страсти,

Но достоинство, честь береги.

Достигая всесильной власти,

О корнях своих память храни.

Пусть в кармане твоём ни гроша,

Не услышишь упрёков: «Ты – нищий»,

Оставалась бы щедрой душа,

Удостоишься почестей высших.

Говорят, будто всё, кроме камня,

По зубам всем, кто родом из «Чон»,

Оседлать можем всех, но не волка,

Чтит волчицу наш род испокон.

Да, мой род Чоном-волком зовётся,

Но добрей и родней не сыщу,

Если в жизни мне туго придётся,

Я за помощью к Чонам пойду.

Мне внушает не страх – восхищенье

Этот серый разбойник степной,

Что его пред людьми прегрешенья,

Коль бесстрашен красавец лихой.

Жизнь свою я сверяю по Чонам,

Что ни слово – то личная честь.

Родовым наивысшим каноном

Не сотру я с достоинства спесь.

«Оцепененье. Это волк…»

Оцепененье. Это волк

В двух метрах от меня,

И к горлу подступил комок,

И ватная нога.

Глаза ни добрые, ни злые

Смотрели на меня.

И мы безмолвно говорили

О том, что мы родня.

А волк, наверно, вспоминал,

Как в стужу для волчат

Мой дед барашка оставлял

Волчице. Был ей брат.

Мгновенье вечность поглотило…

Как он исчез, не помню,

Лишь сердце трепетно молилось

Легенде, ставшей былью, –

Праматерь рода моего

Волчицею была.

Александр Тихонов 55 Омская область

Из недописанной поэмы

Я рос на руинах великой Державы,

Где вместо заводов – тяжелый бурьян

Повсюду стоял арматурный и ржавый

Под вопли кликуш, воронья и ворья.

Не помню развала Державы на части –

Был мал, и поэтому в розовый цвет

Раскрашивал мир. Батя продал запчасти,

Чтоб нас прокормить. Мы сдавали цветмет

Втроём с пацанами: Никитой и Пашкой,

Искали кругом алюминий и медь,

Бутылки пивные (читай – «Чебурашки»)

Меняли на жвачку и разную снедь.

Но сколько мальчишеской радости было,

Когда «Чупа-чупсы» и «Турбо» могли

На деньги от сданных в киоски бутылок

Купить, чтоб беспечно надуть пузыри!

Вокруг пузырились и лопались банки,

Наследье Союза трещало по швам.

В Европе – чужие ракеты и танки.

Кто помнил тогда, что Россия жива?

Пока на Кавказе горланили пушки,

В сибирской глубинке жила детвора:

Сдавала бутылки, играла в «войнушки»,

Дралась с малышнёй из чужого двора.

Я позже узнал, что в конфликтах дурацких

(Решили, что вместе им тягостно жить)

Народы из близких, практически братских,

Друг друга пытались поднять на ножи.

Кто с кем и зачем? Был умело запутан

Клубок наших бедствий, и комом с горы

Катилась тяжелая, долгая смута

В глухие дворы, где полно детворы.

Из детства протянута ниточкой тонкой,

Сквозь память пропущена струнка души.

Тогда мне Россия казалась ребёнком.

Мы вместе росли и учились, как жить.

Я с Родиной в сердце из детства протопал

По узкой тропинке, ведущей на свет.

Ты помнишь, Россия, как в спину Европа

Плевала, ведь знала – не плюнешь в ответ?

Давили, пинали, но в ржави и гнили,

Под вопли кликуш, воронья и ворья,

Россия росла на отцовской могиле,

Где вместо надгробья – тяжелый бурьян.

А дети взрослеют! Я вижу: сегодня

Враг понял – иные пришли времена,