Вслед за путеводною звездой (сборник) - [10]

И сурик густо смешивает с охрой.

День-два – и город тяжело узнать;

Едва ли это можно оправдать

Издержками сезанновского взгляда.

Он был замысловат, лукавый галл,

Но сам себе при этом он не лгал,

И, стало быть, его винить не надо.

Париж; всегда был тайной под замком,

И все ж казалось, – нас туда пешком

Вела географическая карта.

Уж за семь лет с тобою как-нибудь

Небрежно мы преодолели путь

От Крымской набережной до Монмартра.

Там тот же листопад во всей красе;

Но все под дебаркадером д'Орсе

Предпочитают черпать впечатленья.

А я, набрев на игроков в шары

На пятачке у сада Тюильри,

Был счастлив, как участник приключенья.

Я смог припарковать «Рено» на спор

У самой базилики Сакре-Кёр,

Как будто выиграл пари на тышу.

Сведя на полушепот разговор,

Мы не спеша с тобой прошли в собор,

Кощунственно не подавая нищим.

Перед тобой рассеивалась тень;

Степенно, со ступени на ступень

Ты восходила, словно королева.

И верилось, что мир – неразделим,

И нас хранит Саровский Серафим,

Как нас хранит святая Женевьева.

Через три дня, на праздник Покрова

Нас будет ждать осенняя Москва,

Дождливых улиц дрожь и ветер колкий.

Но вновь Парижем станет воздух пьян,

Когда с тобой нас позовет Сезанн

К Цветаевскому дому на Волхонке.

Ярославль

Сойду в уснувшем городке,

Где никому я неизвестен,

Но здесь я, кажется, уместен

Хотя бы тем, что – налегке.

Спрошу в курилке огонька,

А заодно и сигарету.

А в кошельке – копейки нету,

Да впрочем, нет и кошелька.

Под утро тающий снежок

Укроет землю слоем тонким,

И я отправлюсь потихоньку

Сквозь посветлевший городок.

Отнюдь не праздный экскурсант,

Уткнувшийся в путеводитель,

Я здесь почти как местный житель –

Бреду куда не зная сам.

Вперед? Назад? Да все равно.

Дойду по улице до храма

И обращусь к старушке: «Мама,

Простите, я не ел давно».

Мне повезет в который раз,

И сердобольная старушка

Протянет хлеба мне краюшку

И молча гривенник подаст.

Осень в горном Алтае

Сперва трава – зеленая, как быль,

рассказанная наспех, как попало;

зеленая, как океанский штиль,

как бледная нимфетка среди бала;

зеленая, как утренний базар,

где вместо сладостей торгуют луком,

и сморщенный старик болтает с внуком,

как с юнгой опустившийся корсар.

Почем тут зелень? Подходи, бери –

растет трава, хозяина не зная,

над речкою – снаружи и внутри

холма, – под дождь дрожащий прорастая.

Сентябрь, бряцая цитровой струной,

стекает к берегам тревожной речки,

и гида патетические речи

уже не спорят с шаткой тишиной.

Но я отвлекся. Значит, холм. На нем

зеленая трава. На ней рядами

растут березы и погожим днем

качают полновесными ветвями.

Но не в деревьях суть, хотя они,

по струнке стоя, очевидно, странны:

как будто кто-то наводил в их стане

порядок в незапамятные дни.

А главное – в листве: она желта,

как рот птенца, орущего о пище,

как кровь крота, как ржавчина болта

и корабля затопленного днище.

Листва манит жеманной желтизной –

сплошной, неосыпающейся с веток:

на листопад наложенное вето

связало воздух вязкостью сквозной.

И в этом непадении листвы –

желанье избежать кровосмешенья:

покуда краски на холме чисты,

земля не поддается искушенью.

Я видел эти листья и траву

с контрастом их затейливым и броским –

в неосязаемых пейзажах Босха,

но вот теперь, впервые, наяву.

Тоской по искуплению влеком,

на склон взобравшись, я присел на камень,

чтобы, никем не видимый, тайком

коснуться мира этого руками:

еще два дня – и в дымке снеговой

(кто б мог предвидеть, что исход так близко!)

шуршащий слой членистоногих листьев

смешается с пожухшею травой.

Венеция

Железная дорога – ferrovia

(Дословный итальянский перевод) –

Простуженной январскою равниной

Опять меня в Венецию везет.

Погода нынче выдалась не очень,

Но, впрочем, я другой не ожидал;

И через мост, ведущий в Санта-Кроче,

Я, молча, перешел Большой канал.

Здесь солнца в эту пору – кот наплакал,

У улочек-каналов бледный вид;

И взвесь из миллиона пресных капель,

Едва колышась, в воздухе висит.

Непрошеному визитеру тошно

По городу бродить в такие дни.

И лишь немного утешает то, что

Погода – настроению сродни.

Но, чтоб поездка не пошла насмарку,

И было, чем похвастаться потом,

Иду через Риальто до Сан-Марко

Обычным туристическим путем.

Вальяжные паломники со стажем

Всех, кажется, немыслимых мастей.

И вот уже не раздражает даже

Навязчивая свора голубей.

Пора бежать, пока не утомили

Дурные мысли, невозможный сплин.

Какие дожи?! Господи помилуй!

Когда ты здесь – в Венеции – один!

Меж; небом и землей посередине.

Нарочно, что ли? Сам себе назло?

И, как стеклянный шарик в глицерине,

Не весишь ровным счетом ничего.

Романс из к/ф «Третье транспортное»

Не первый год я у тебя хожу в любовниках,

Но вот опять не понимаю, что же я творю,

На третье транспортное заезжаю в Мневниках,

А дальше против часовой, по навигатору.

Когда расстались в прошлый раз, хотелось выть с тоски,

Но твой нечаянный звонок из гроба поднял бы,

И я на всем ходу пересекаю Шмитовский,

Как будто на аэроплане по небу.

Там где-то слева новостройки Сити высятся,

А мне плевать на все на свете, я на газ давлю.

Сегодня ночью нам с тобой опять не выспаться,

И значит, встреча наша будет не напрасною.

Москва-река повеселит своею узостью,

Мне океан сейчас – не шире рукомойника,

И я ныряю, будто в бездну, под Кутузовский,