Всеволод Кочетов. Страницы жизни, страницы творчества - [9]

Не приходится удивляться и сравнительно высокому уровню реалистического письма молодого автора, тем более что молодость эта относительна: ко времени работы над повестью «На невских равнинах» ему исполнилось тридцать лет, за его плечами уже был немалый жизненный опыт, в том числе — бойца большевистской печати, воспитывающей журналистов в духе ленинской правдивости, зоркости и оперативности; имелся и известный творческий опыт — напоминаю о повестях 30-х годов «Начало пути» и «Половодье».

Хотя художественная правда никогда не сводилась к «правде факта», тем не менее реалистическое произведение можно и должно поверять правдой отобранного, осмысленного и обобщенного писателем жизненного факта. С этих позиций небезынтересно сопоставить некоторые факты повести «На невских равнинах» и документальных «Записей военных лет». Такое сопоставление показывает, что целый ряд картин, эпизодов и образов, воссозданных на тех страницах «Записей», которые посвящены народному ополчению, во многом совпадают с тем, что встречаем на страницах повести. И это вполне понятно: источник один и тот же — личные впечатления военного корреспондента, ставшего «своим» во Второй дивизии народного ополчения, и его фронтовые блокноты, запечатлевшие многое из увиденного и услышанного в этой дивизии.

Приведу несколько примеров «совпадения» реального, документально засвидетельствованного, с тем, что изображено в повести.

В дни, когда Вторая ДНО, преобразованная в 85-ю дивизию регулярных войск Красной Армии, вела бои уже у стен Ленинграда, комиссар одного из ее полков Степан Бардин, в мирное время редактор многотиражки на фабрике «Скороход», говорит корреспонденту В. Кочетову: «Ну вы помните, конечно, как мы воевали в лесах за Веймарном? При полнейшей нашей безграмотности в военном деле и то держали немца на берегу Луги почти месяц. А в сражении с 8 по 13 августа положили там не одну сотню солдат и офицеров наступающего врага. Когда это было! В самом начале войны. А теперь мы многому научились. Мы уже не те».

Это ведь сказано словно о ней — о дивизии Лукомцева. А то, что дальше говорится в «Записях» устами комиссара о неизмеримо возросших боевых качествах солдат и офицеров 85-й дивизии, в полной мере характеризует и воинов дивизии, изображенной в повести.

Сам Бардин, побывавший в ополчении и политруком роты, и комиссаром батальона, а вот уже и комиссар полка в какой-то мере послужил прототипом образа комиссара Баркана. В Селезневе заметны черты реального лица — экономиста с фабрики «Скороход» Николая Гамильтона. Знавший немецкий язык, Гамильтон вскоре стал переводчиком в штабе полка, а со временем — начальником разведки дивизии. Запомнившийся нам по первой атаке Вячеслав Фунтик в чем-то «повторяет» судьбу ополченца Георгия Бунтина, тоже кандидата геологических наук, ставшего командиром саперного подразделения, которое сам же создавал и обучал. Некоторыми чертами сходства с личностью, взятой из жизни, отмечен и образ политрука роты Загурина.

Не только отдельные образы, но и ряд эпизодов и сцен повести «На невских равнинах» во многом совпадают с эпизодами и сценами документальных «Записей». Например, описание того, как в канун 24-й годовщины Великого Октября делегация ленинградских женщин-работниц навестила передовые позиции, чтобы от имени трудящихся осажденного города поздравить бойцов и командиров со славной годовщиной и вручить им праздничные подарки. Эти волнующие сцены написаны В. Кочетовым по личным впечатлениям (он сопровождал эту делегацию в качестве корреспондента «Ленинградской правды»).

В описании встречи женщин с бойцами В. Кочетов поднимается до суровой патетики. В «Записях» и повести почти дословно повторяется такое место:

«На всем пути посланниц Ленинграда навстречу им, разминая озябшие ноги, поднимались из ниш люди в шинелях. Молчаливые, бойцы стояли, пока женщины проходили дальше, и это было подобно ночному параду — торжественно и сурово. Обычная фронтовая ночь со стрельбой, со вспышками ракет, с крепким морозом стала истинно праздничной ночью».

На других, насквозь простреливаемых, участках уже невозможен был и такой парад. Но женщины «поняли, как расценивается их приход. Они добирались до передовых огневых гнезд. Коротким жестом командир отделения подзывал двух ближайших бойцов, те подползали, и женщины шептали им прямо в лицо — немецкие окопы были совсем рядом, — шептали что-то хорошее, не придуманное, то, что приходило в голову здесь, на самом крайнем рубеже обороны Ленинграда, что шло этой праздничной ночью от доброго женского сердца». Это — из повести «На невских равнинах».

А вот из «Записей военных лет»: «Женщины поняли, что их приход — самый дорогой подарок людям передних траншей Ленинграда. Они позабыли об усталости. Они хотели побывать у всех, кто держал оборону на этом участке. Они добирались до огневых гнезд, где и шепотом говорить нельзя. Поманив рукой, командир отделения подзывал двоих-троих ближайших бойцов, те подползали, получали подарки, обнимали своих гостей и, утирая глаза, уползали обратно — к винтовкам, уложенным на бруствере, к пулеметам».