Всеволод Кочетов. Страницы жизни, страницы творчества - [12]

С этого дня все усилия Долинина направлены на собирание сил и средств для выполнения боевой задачи, поставленной перед ним партией. Как опытный партийный вожак он начинает с людей — с поисков, подбора и расстановки кадров. Не вдруг удалось ему убедить бывшего знатного бригадира тракторной бригады, а теперь бесстрашного партизана Виктора Цымбала, прибывшего в поселок на несколько дней с группой Солдатова, оставить отряд и создать некое «подобие МТС». Немало усилий понадобилось ему и на то, чтобы, разыскав где-то в подвалах Исакиевского собора среди других беженцев духовно угасшую после личных драм и утрат агронома Маргариту Рамникову, воодушевить ее, вселить в нее веру в успех начатого дела и поставить председателем восстанавливаемого колхоза. С разных мест, из разбитых и сожженных деревень района, из землянок чуть ли не у самой передовой линии обороны собрал оставшиеся семьи колхозников — женщин, стариков и детей — и сселил их в одно, более сохранившееся село.

На «усадьбу» только что родившейся МТС собрали уцелевшие трактора, плуги, бороны, сеялки. Цымбал, сумевший быстро увлечь подростков техникой, приступил к ремонту. В помощь ему Долинин выпросил у Лукомцева двух красноармейцев — уже известных нам мастеров-токарей Бровкина и Козырева. В меру сил по доброй воле помогал и начальник ремонтных танковых мастерских соседней воинской части лейтенант Ушаков. Дело с ремонтом пошло на лад, трактора один за другим начали выходить в поле. И хотя юные механизаторы из бригады столь же юного Лени Зверева, которого отныне стали величать Леонидом Андреичем, были «очень уж неумелые» и Цымбалу то и дело приходилось бегать с одного конца поля на другой, отлаживая или снова ставя машину на ремонт, тем не менее посевная эпопея началась. А семена овощных, овса, картофеля собирали буквально по зернышку, по горстке — тут внесли свою лепту и переселенцы из землянок, ухитрившиеся рядом с передовой в заброшенном блиндаже сохранить двух коровенок, водворенных в сарайчик, торжественно наименованный животноводческой фермой колхоза. Разжились даже голосистым петухом — незыблемым символом русской деревни.

Все эти сцены собирания колхозного добра по крохам написаны тепло, сердечно, радостно.

Нет необходимости говорить обо всех ступенях невероятно трудного и сложного процесса возрождения колхоза, который после долгих раздумий и споров на первом собрании колхозников так и назвали: «Возрождение». Важно подчеркнуть, что все эти трудности, порой, кажется, непреодолимые, в конце концов преодолеваются — и не всевластной волей автора повести, а волей и энергией воссозданного коллектива советских крестьян, на какое-то время разобщенных и предоставленных самим себе, а теперь с особой силой почуявших и осознавших радость общественного труда. На первом колхозном собрании Долинин «радовался той горячности, с какой собрание обсуждало общественные дела. «За такую активность прежде приходилось бороться», — думал секретарь райкома».

Вот и первые плоды этой активности: в июне поля зазеленели овсами и горохами, метельчатой ботвой моркови, лопушистым капустным листом. «Просто удивительно, Василий Егорович, — говорил Козырев, размахивая пилоткой, — в блокаде, под таким огнем, и вот видите — колхоз. В шести километрах передовая, а тут — брюква!»

А огонь летом сорок второго на Ленинградском фронте — в связи с общим оживлением немцев на фронтах — усилился. Начальник штаба дивизии Лукомцева утверждал, что «в данной обстановке овощи приравниваются к боеприпасам». Гитлеровцы тоже, видимо, «приравняли» овощи к боеприпасам и стали наносить удары теперь уж не столько по рабочему поселку, сколько по колхозу, раскинувшемуся со своими полями за рекой. В один из таких ожесточенных огневых налетов гибнут на «боевом посту» женщина-колхозница и подросток-тракторист, разворочены и искорежены трактора, и Цымбалу, тоже раненному в этот налет, не приходится долго залеживаться в медсанбате соседней воинской части — надо все начинать сызнова.

Весной под огнем пахали и сеяли, теперь, под еще более интенсивным огнем, лишенные почти всех тракторов, пашут под озимые на коровах, копают землю под зябь лопатами, спешат с уборкой урожая...

Чего только не пережили! Но с какой радостью и гордостью люди отправляют первые баржи со свежими овощами и картофелем в родной изголодавшийся Ленинград!

Эта радость, умноженная сообщением о высокой правительственной награде всех отличившихся при возрождении колхоза омрачается новыми тяжелыми утратами. Преследуя немецкого шпиона-радиста, смертельно ранен милый «Батя» — Терентьев. Вырвавшись из застенков гестапо, измученная и истерзанная, Люба Ткачева поведала о героической гибели Наума Солдатова. Но, как и все неисчислимые жертвы ленинградцев, жертвы солдат и тружеников из предместья тоже были не напрасны: радио сообщает великую весть о разрыве кольца блокады.

Незадолго до этого исторического события секретарь обкома партии, ознакомившись с отчетом Долинина, сказал: «Вот видишь, и земля нашлась, и семена, и люди... Однако это только цветочки, вся работа впереди. Еще несколько колхозов возродить надо. Имея один работающий, восстановленный, уже легче будет».