Всеволод Большое Гнездо - [13]

Это не удивительно. Смерть киевского князя всегда приводила к борьбе за киевский стол, к перераспределению волостей между князьями, и недовольных таким переделом всегда было больше, чем тех, кого устраивало новое положение дел.

«Яблоком раздора» для князей в очередной раз послужил Новгород, в котором, по договорённости с Андреем, княжил сын Ростислава Мстиславича Святослав. Летом 1167 года в Новгороде начались беспорядки, Ростиславич бежал из города, и новгородцы решили просить себе в князья сына нового киевского князя, юного Романа Мстиславича (он вступит в город после долгих мытарств лишь в апреле следующего, 1168 года). Святослав Ростиславич обратился за помощью к Андрею Боголюбскому. Андрей считал себя гарантом договора, по которому Ростиславов сын сидел в Новгороде, а потому поспешил предоставить ему военную помощь. Так обозначился союз Андрея со смоленскими Ростиславичами — многочисленным и очень влиятельным княжеским кланом. Очевидно, Ростиславичи тогда же согласились признать Андрея «в место отца», и это стало одним из условий договора. Сделать это им было тем проще, что Андрей приходился им двоюродным дядей. Когда-то Ростислав Мстиславич точно так же согласился признать «в отца место» своего дядю, Юрия Долгорукого. Его сыновья должны были последовать этому примеру.

Андрей умело использовал и внутренние противоречия между южнорусскими князьями. Весной 1168 года Мстислав Изяславич одержал самую громкую из своих побед — над половцами. В организованном им походе участвовали многие князья, в том числе брат Андрея Глеб Переяславский и сын Ростислава Мстиславича Рюрик. Однако при дележе добычи между князьями начались споры и обиды. К тому же Мстислав был крут — напоминая этим Андрея Боголюбского: он тоже изгнал из Киева старых бояр своего отца, а те сумели оклеветать его перед двоюродными братьями, наговорив, будто Мстислав хочет схватить Ростиславичей (хотя Мстислав «ни мысли таковой не имеяше в сердци своём» — свидетельствует киевский летописец).

Всё это было на руку Андрею. Он внимательно следил за тем, что происходило на юге, и каждую размолвку Мстислава с князьями или боярами тут же использовал в своих целях, вступая в переговоры с недовольными. «В то же время бысть Андрей Гюргевичь в Суждали княжа, — читаем в летописи, — и тъ бе не имея любьви к Мьстиславу». Так против киевского князя — в который уже раз в истории Киевской Руси! — сложилась сильная коалиция: «…и начата ся снашивати речьми (ссылаться, вести переговоры. — А. К.) братья вси на Мьстислава, и тако утвердившеся крестом братья». Андрей сумел привлечь к союзу самых разных князей. Помимо Ростиславичей, ему целовал крест двоюродный брат Владимир Андреевич Дорогобужский, князь слабый, но весьма амбициозный, претендовавший на большее, чем имел и чем способен был владеть, а потому обиженный на нового киевского князя; примкнули к союзу против Мстислава и черниговские князья, всегда готовые использовать в своих интересах распри между князьями «Мономахова племени».

Князья выступили в поход «той же зиме» — в феврале уже следующего, 1169 года (на исходе 6676 года от Сотворения мира по принятому в древней Руси мартовскому стилю). Всего коалиция, созданная Андреем, насчитывала одиннадцать князей. И в число этих одиннадцати вошёл и младший брат Андрея юный Всеволод. Это его первое упоминание в летописях после возвращения на Русь. Более того, в Суздальской (Лаврентьевской) летописи — которая в этой своей части представляет собой нечто вроде официальной летописи Андрея Боголюбского — это вообще его первое упоминание. Причём упомянут он оказался здесь не под своим княжеским, а под крестильным именем — Дмитр³⁰. Или, как приведено это имя в других редакциях Суздальской летописи, — Дмитрок (так в Радзивиловской) или Дмитрько (в Московско-Академической)³¹. И только в Ипатьевской (Киевской) летописи имя князя читается в привычной для нас форме: Всеволод Юрьевич (Гюргевич)³².

Летописцы явно путались с именем князя. А означает это, что князь был не слишком хорошо знаком им и не слишком заметен среди прочих участников похода. Особенно плохо знали его как раз в Суздальской Руси. Что и неудивительно: он и позднее, до самой смерти брата Андрея, не будет здесь появляться.

Имя Дмитрок (Дмитрко) — из того же ряда, что и имя Всеволодова брата Михалка. Крестильные имена в древней Руси XI–XII веков порой использовались и как единственные для князя, как в полном смысле слова княжеские имена. Правда, выступали в этом качестве лишь некоторые, принадлежавшие к ограниченному кругу крестильных имён тех русских князей, которые особо почитались в роду Рюриковичей: прежде всего это христианские имена первых русских святых Бориса и Глеба — Роман и Давид (Давыд), а также имена великих князей Киевских: Владимира Святого и Владимира Мономаха — Василий; Ярослава Мудрого — Георгий; Всеволода Ярославича — Андрей; Изяслава Ярославича — Дмитрий; Святополка Изяславича — Михаил. И — видимо, дабы как-то выделить эти имена как княжеские, принадлежащие живым, действующим князьям — чаще всего их использовали в иной форме, нежели имена святых покровителей этих князей: не Василий, а Василько, не Георгий, а Юрий (Гюрги), не Михаил, а Михалко. И, соответственно, не Дмитрий, а Дмитрок, или Дмитрко. (Эта практика сохранилась и до настоящего времени. Мы и теперь отчётливо различаем светскую форму имени от церковной: Иван, а не Иоанн, Сергей, а не Сергий, и т. д.) Наверное, если бы князь Всеволод Юрьевич лишь случайно промелькнул в истории русского XII века, он мог бы так и остаться в летописи с этим именем. Но у Всеволода княжеское имя имелось. А его участие в походе на Киев, напротив, оказалось лишь кратким эпизодом в его долгой летописной биографии.