Всеволод Бобров - [103]

Но ударная атлетическая подготовка продолжалась, хотя Егоров осторожно предупреждал старшего тренера о том, что ведущие игроки очень жалуются на усталость. И действительно, научно обоснованной системы такого рода тренировок еще не было, Тарасов, но сути дела, экспериментировал, не имея объективных медицинских критериев, взяв на себя всю полноту ответственности. Но этот «кавалерийский» подход к делу, игнорировавший осторожную научную основательность, не мог принести ничего хорошего. Через две недели команда оказалась в состоянии сильнейшей перетренированности и Анатолий Владимирович вынужден был согласиться на то, чтобы перебазировать игроков в Кинбаум.

Однако полноценного отдыха все же им не дал.

Между тем по плану предсезонной подготовки сборной команде после тренировок в ГДР предстояло отправиться в Чехословакию, чтобы провести три товарищеских контрольных матча. И уже первая из этих встреч отчетливо показала, что игроки выглядят чрезмерно утомленными, перетренированными.

Сведения об этом быстро достигли Москвы, где начали бить тревогу. Председатель Спорткомитета СССР Н. Н. Романов пригласил к себе государственного тренера по хоккею Александра Никифоровича Новокрещенова и поручил ему немедленно отправиться в ЧССР, чтобы на месте разобраться, в чем дело. В дополнение к этому Романов решил подключить к изучению создавшейся ситуации хоккейную общественность и вместе с Новокрещеновым послал в Чехословакию председателя Всесоюзной федерации хоккея Павла Михайловича Короткова.

События разворачивались в преддверии ноябрьских праздников, когда в СССР готовились отметить 36-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. Однако Короткову и Новокрещенову не дали возможности справить праздник дома – задание было очень и очень срочным.

И шестого ноября, накануне торжеств, они вылетели в Чехословакию.

Команду Коротков и Новокрещенов разыскали в Братиславе. Приехали в отель, где остановились советские хоккеисты, и пришли в ужас от увиденного: большинство игроков чуть ли не вповалку, не раздеваясь, лежали на койках в двух комнатах, где собрались по своей инициативе, и в полный голос, как говорится, «крыли» старшего тренера, жалуясь, что у них «ноги не ходят». Физически команда была совершенно измотана, на этой основе резко упала дисциплина.

Первое, что сделали наделенные соответствующими полномочиями Коротков и Новокрещенов, – это на три дня отменили все тренировки, предоставив игрокам полный отдых.

А потом начали разбираться…

После возвращения из Чехословакии государственный тренер по хоккею Новокрещенов и председатель общественного органа – Федерации хоккея Коротков передали в Спорткомитет СССР докладную записку, в которой был сделан подробный анализ всего происшедшего во время тренировочных сборов в ГДР.

Не только в 1953 году, но и сегодня в спортивных кругах очень часто можно услышать, что Тарасова, мол, снял с поста старшего тренера Всеволод Бобров, который пошел к Романову и сказал примерно следующее: «Или я или Тарасов!», после чего председатель Спорткомитета сделал выбор в пользу выдающегося игрока, заменив тренера.

Но это неправда. И никакая депутация хоккеистов во главе с Бобровым тоже не ходатайствовала перед Спорткомитетом о снятии Тарасова, как рассказывают другие «знающие» люди. Эти весьма устойчивые легенды ничего общего с действительностью не имеют и слишком упрощенно, искаженно представляют механизм принятия таких важных решений, как замена главного наставника сборной команды.

Конечно, Всеволод Михайлович Бобров имел самое непосредственное отношение к вопросу о том, кто будет старшим тренером сборной команды по хоккею, потому что был самым лучшим игроком и самой яркой фигурой, представлявшей точку зрения, противоположную тарасовской. Ни Виноградов, ни Бабич не могли бы без поддержки Боброва противостоять нажиму Анатолия Владимировича. Однако Всеволод Михайлович оказывал сильнейшее влияние на ход событий не какими-то конкретными действиями или демаршами перед спортивным руководством, а… самим фактом своего существования в хоккейном мире. И уяснить это очень важно, потому что проблема заключалась отнюдь не в личных симпатиях и антипатиях Тарасова и Боброва, а в том, как развиваться советскому хоккею, как готовиться к чемпионату мира. И необходимо повторить, что сводить такой серьезнейший вопрос к ситуации «или я или он!», как делают некоторые, и в том числе Анатолий Владимирович Тарасов, неправомерно, попросту говоря, неправильно.

Кстати, отнюдь не случайно Романов направил в Чехословакию не Чернышева или Боброва, а именно Новокрещенова и Короткова, людей, известных своей непредвзятостью и никак не заинтересованных в тенденциозном освещении создавшегося в сборной команде положения. К сожалению, Анатолий Владимирович Тарасов поддерживает вышеупомянутую версию о влиянии на исход дела личных отношений, хотя утверждает, что не Бобров, а он сам, Тарасов, поставил вопрос ребром: «или – или». О том, как разворачивались события после возвращения команды в Москву, Анатолий Владимирович вспоминает так: – Я набиваюсь для встречи с Романовым. Прихожу к нему и говорю: у меня не в порядке команда. Или Бобров должен быть или Тарасов. Николай Николаевич, надо меня снять, Бобров успокоится, вокруг него сцементируется команда. Надо назначить Чернышева, он дядька покладистый.