Всевидящее око - [94]

Но главной темой разговоров По – темой с большой буквы – оставалась Лея. Мог ли я осуждать его за желание говорить о своей возлюбленной? Что толку было предостерегать его о коварстве любви, о ее способности связывать человека по рукам и ногам, мешая заниматься делом? Имел ли я право рассказать влюбленному кадету По о страшной болезни, которой страдает мисс Маркис? Вскоре он и сам об этом узнает, так зачем лишать парня иллюзий? Каждый из нас цепляется за иллюзии и расстается с ними столь же тяжело, как и с надеждами.

Как и всякий влюбленный, По был абсолютно глух к чужим мнениям о предмете своей любви, если только они не совпадали с его собственными.

– Лэндор, а вы кого-нибудь любили так, как я люблю Лею? – спросил он меня. – Так же чисто, безутешно и…

Наверное, ему не хватило слов. По замолчал, нырнув в океан своих переживаний. Он меня не слышал, и мне пришлось повысить голос.

– Вы имеете в виду романтическую любовь? – спросил я, стуча ногтем по ободу стаканчика с виски. – Или любовь вообще?

– Любовь во всех ее проявлениях, – ответил По.

– Представьте себе, любил. Свою дочь.

Меня никто не тянул за язык. Я мог бы спрятаться за правдивой и вполне безопасной фразой, сказав, что любил свою жену. Наконец, мог сказать, что испытываю определенные, чувства к Пэтси. Что заставило меня полезть на этот тонкий сук? Выпитое виски? Дружеское расположение к По? Не знаю. Знаю только, что в тот момент упомянутый сук казался мне вполне прочным и надежным.

– Естественно, к своему ребенку испытываешь совсем иные чувства, – добавил я, заглядывая в опустевший стаканчик. – В такой любви есть какая-то беспомощность и обреченность…

Несколько секунд По смотрел на меня, затем наклонился вперед и, упершись локтями в колени, прошептал в сумрак комнаты:

– Лэндор!

– Что?

– А если бы она вдруг вернулась? Допустим, завтра. Что бы вы стали делать?

– Поздоровался бы с ней.

– Не уклоняйтесь, вы зашли уже слишком далеко. Вы смогли бы ее простить? Немедленно, прямо на пороге дома?

– Если бы она вернулась, я бы ее не только простил. Я бы…

У него хватило такта не спрашивать, что именно я бы сделал. Почти в конце нашей встречи он все же вернулся к этой теме. Тихим и торжественным голосом По сказал:

– Лэндор, я верю: ваша дочь вернется. Для тех, кого мы любим, мы создаем… магнитное поле. И как бы далеко они ни были от нас, как бы ни сопротивлялись этому притяжению, рано или поздно они должны вернуться. Они не могут иначе, как Луна не может перестать вращаться вокруг Земли.

– Спасибо вам за эти слова, – произнес я, ощущая комок в горле.

Одному Богу известно, как мы не свалились от недосыпания. Я хоть распоряжался своим временем и мог прихватить несколько утренних часов, а По был вынужден вставать на рассвете. Думаю, едва ли ему удавалось спать более трех часов в сутки. Но организм требовал сна и предъявлял свои требования в любое время. Иногда По вдруг умолкал на середине фразы. Его голова запрокидывалась назад или клонилась набок, веки опускались, словесный поток обрывался. Удивительно, что при этом мой юный собеседник ни разу не уронил свой стаканчик. Через десять минут По просыпался, встряхивал головой и доканчивал начатую фразу. Помню, однажды он заснул, декламируя «К жаворонку». Я сидел в качалке, а он расположился на полу. Неожиданно рот По открылся, голова свесилась набок, и он растянулся на полу у самых моих ног. Что делать? Разбудить или дать выспаться?

Я выбрал второй вариант.

Моргали догорающие свечи. В камине тлели угли. Ставни были плотно закрыты… Темно и тепло. Я осторожно встал, чтобы подкинуть несколько поленьев. Мимоходом я взглянул на спящего По. Жидкие взъерошенные волосы закрывали ему лоб. Я вдруг понял, что вся моя нынешняя жизнь сосредоточена вокруг наших встреч. Более того, я привык к ним и стал зависеть от них, как мы зависим от смены времен года, двери на задний двор, мурлыкающей кошки или солнечных лучей.

Он проснулся минут через двадцать. Сел, потирая заспанные глаза, затем сонно улыбнулся.

– Вы спали? – спросил я.

– Нет, я думал.

– О чем, если не секрет?

– О том, как было бы здорово убраться из этого ада. Втроем: вы, я и Лея.

– А зачем?

– Нас здесь ничто больше не держит. У меня симпатий к академии не больше, чем у вас.

– А Лея?

– Она последует за своей любовью. Я в этом не сомневаюсь.

Я промолчал. Не мог же я ему сказать, что и сам не раз подумывал оставить Вест-Пойнт. С тех пор как я нашел на стенке его кофра портрет Байрона, я понял: парень избрал себе не ту стезю. В другом месте сумели бы оценить его способности.

– И куда, по-вашему, нам стоило бы отправиться?

– В Венецию.

Я удивленно вскинул брови.

– Пожалуй, лучше места не сыщешь, – продолжал По. – Там понимают поэтов. А если вы не поэт, атмосфера города сделает вас таковым. Клянусь вам, Лэндор, меньше чем через полгода вы будете сочинять сонеты в духе Петрарки и писать белым стихом целые поэмы.

– Мне бы хватило тенистого лимонного дерева.

По стал мерить шагами комнату, развивая свой замысел.

– Мы бы с Леей поженились – там бы нам ничего не мешало. Мы бы все поселились в каком-нибудь старом доме вроде тех обветшалых особняков, что стоят в парижском предместье Сен-Жермен. Мы бы великолепно жили втроем, отгородившись ставнями от внешнего мира. Мы бы читали, писали и, конечно же, постоянно о чем-нибудь говорили. Мы бы стали порождениями Ночи. Представляете, Лэндор?