Всевеликое войско Донское - [8]

В тылу лазареты с врачами, санитарным персоналом и сестрами. В тылу любовь и ревность. Раненые и больные часто бывают капризны и требовательны и на правах раненых и больных позволяют себе весьма многое, оскорбляющее тех здоровых, которые отдали себя на служение им. Но настоящие раненые и больные не в счет, им это охотно прощают, но в лазаретах всегда бывает известный процент таких раненых, которые никогда ранены не были, таких больных, болезнь которых не найдет и не определит самый искусный врач. Эти «раненые» и «больные» приносят вино в лазареты, эти «раненые» и «больные» до глубокой ночи шатаются по городу, горланя песни, и управы на них нет нигде. Что может им сделать дежурная сестра, которая сама их безумно боится? Так было во всех армиях, так было и в Добровольческой армии. В Добровольческую армию вместе с идейными юношами шли шкурники, и эти шкурники прочно оседали в тылу и теперь наводнили Ростов и Новочеркасск. И вот начались те тяжелые отношения между Доном и Добровольческой армией, которые бросались в глаза человеку вдумчивому. Сами армии были дружны вечной дружбой, спаянной вместе пролитой кровью, но тылы ссорились, и генерал Деникин и его окружающие, которые жили в тылу тыловой жизнью, поддались этому тыловому, враждебному Дону, настроению.

Войско Донское все, но особенно Новочеркасск, в эти весенние дни 1918 года жило особенною повышенною жизнью. Создавали ли это настроение постоянные победы Донской армии или та энергичная, нервно пульсирующая жизнь проснувшегося народа, но это была не обычная сонная жизнь глухого провинциального города.

Атаман восстановил старинный допетровский титул «Всевеликое войско Донское», и все войско – от казака до генерала – подхватило этот титул. В Новочеркасске спешно печатались свои уставы, широко распространялась история Войска, писали его географию, составляли особую хрестоматию. В школах и гимназиях после молитв дружно пели «Всколыхнулся, взволновался православный Тихий Дон», и гимн этот подхлестывал и взвинчивал, как «Марсельеза». На школьных праздниках в ученических выступлениях неизменно фигурировало полное горячей любви к Родине стихотворение в прозе донского писателя Ф. Крюкова «Родимый край», и над ним плакали. Была мысль одеть Донскую армию в особую от русской форму, но этому воспротивились командующий армией генерал Денисов и атаман. Над дворцом гордо реял сине-желто-красный флаг, и новочеркасские жители ходили им любоваться. Все это было «свое», особенное, новое, принадлежащее Всевеликому войску Донскому.

Большевизму атаман противопоставил шовинизм, интернационалу – яркий национализм. Ездя по станицам и полкам, атаман везде говорил одно: «Любите свою великую, полную славы Родину – Тихий Дон и мать нашу Россию! За веру и Родину – что может быть выше этого девиза!»

Что такое было Всевеликое войско Донское для офицера Добровольческой армии? Донская область, Донская губерния – и больше ничего. Казаки – четвертые полки кавалерийских дивизий, штабная конница, прикрытие обозов и конвои – словом, презрительно-ласковое – казачки.

Тем, кто в сердце своем носил священное бело-сине-красное знамя великой и неделимой России, претил новый донской флаг. Немногие понимали значение его как переходного флага. Не понимал его и Деникин. Гимн донской для них был не гимн, но только песня. В Войске Донском была старая дисциплина со всем старым воинским ритуалом, со знаменами, встречаемыми звуками похода, и с караульной службой, где часовой был лицом неприкосновенным. В Добровольческой армии была дисциплина новая, упрощенная и бьющая на внешность, часто офицерски распущенная.

А. А. Суворин пишет:

«Нужно, чтобы в армии было прямо и строго поставлено требование доблести и чтобы она осталась истинно доблестной, какою она была при Корнилове. Но, чтобы быть прочною, доблесть эта должна иметь под собою опору дисциплины, которая вовсе не всегда непременно сопутствует доблести. И именно о Добровольческой армии всегда можно было сказать: „Доблести много, дисциплины мало!“ Мне говорил один из генералов армии: „Когда в сторожевом охранении находятся солдаты, я уверен, что часовые не спят, но я не уверен в этом, когда в охране офицеры!“

И для утверждения дисциплины действительно благонадежной необходимо ввести в армии точное исполнение Устава внутренней службы. Без него все разговоры о дисциплине останутся только разговорами…»[11]

На Дону первым был отпечатан Дисциплинарный устав и сейчас же следом за ним Устав внутренней службы…

Атаман строго преследовал пьянство, и офицеров, замеченных в нетрезвом поведении, увольнял вовсе от службы без мундира и пенсии. И он, и особенно командующий Донской армией генерал-майор Денисов требовали не только полного соблюдения воинской дисциплины и порядка, но и форменной, щегольской, насколько позволяли обстоятельства, одежды и благопристойного поведения в общественных местах. Разлад между Доном и Добровольческой армией начался с мелочей и пустяков, но вылился в тяжелые формы вследствие крайнего самолюбия Деникина.

Его постоянно раздражала мысль, что Войско Донское находится в хороших отношениях с немцами и что немецкие офицеры бывают у атамана. Генерал Деникин не думал о том, что благодаря этому Добровольческая армия неотказно получает оружие и патроны, и офицеры едут в нее через Украину и Дон совершенно свободно, но он видел в этом