Всеобщая теория забвения - [9]

А потом пришел голод. Долгими, словно месяцы, неделями Луду почти ничего не ела. Призрака она кормила кашей из пшеничной муки. Дни и ночи смешались. Просыпаясь, она видела, как пес со свирепым беспокойством наблюдает за ней. Засыпая, она ощущала его горячее дыхание. На кухне Луду выбрала нож, самый острый и длинный, и стала носить его за поясом, словно саблю. Она и сама несколько раз ловила себя на том, что склоняется над псом, когда тот спал. Несколько раз Луду примерялась ножом к его горлу.

Смеркалось, рассветало, однако все вокруг оставалось прежней пустотой, без начала и конца. В какой-то из этих неопределенных моментов времени Луду услышала донесшийся с террасы громкий шум. Взбежав наверх, она увидела Призрака, пожиравшего голубя. Она рванулась к нему, попыталась вырвать кусок птицы. Пес уперся когтями в пол террасы и оскалил пасть. С его зубов стекала плотная, черная, как ночь, кровь, пасть была облеплена прилипшими перьями и кусками плоти. Луду отступила. В тот момент ей пришла в голову мысль соорудить несколько самых простых ловушек. Это были ящики, перевернутые вверх дном, которые она приподнимала с одной стороны, оперев на палку с привязанной к ней веревкой. Внутри, под этим шатким навесом, она оставляла два-три сверкавших в темноте алмаза.

Присев на корточки и спрятавшись за раскрытым зонтом, Луду прождала более двух часов, прежде чем на террасу прилетел первый голубь. Птица приблизилась к ящику неуверенными, точно у пьяницы, шажками, затем попятилась назад, взмахнула крыльями и исчезла в освещенных солнцем небесах. Чтобы вскоре вернуться. На этот раз голубь обошел ловушку по кругу, недоверчиво коснулся клювом веревки, после чего, привлеченный блеском камней, двинулся вперед в темноту ящика. Луду дернула за веревку. В тот день она поймала еще двух голубей. Приготовив их, она смогла восстановить силы. В следующие месяцы добыча заметно возросла.

Уже давно не было дождя. Грядки Луду поливала тем, что скапливалось в бассейне. Наконец холодная пелена низких облаков – касимбу, как ее называют в Луанде, – разверзлась и вода обрушилась на землю. Вскоре подросла кукуруза, фасоль зацвела и выстрелила стручками. На гранатовом дереве закраснели плоды. Голубей в городском небе становилось все меньше. Последний, что попался в ловушку, был с небольшим кольцом на правой лапке. Луду увидела, что к кольцу прикреплен пластмассовый цилиндрик. Она извлекла из него похожую на лотерейный билет, свернутую трубочкой записку. Сиреневыми чернилами, мелким, но твердым почерком там было написано:

Завтра. Шесть часов, где обычно. Будь очень осторожна. Люблю тебя.

Свернув записку, Лудовика вернула ее на прежнее место. Она колебалась: в животе урчало от голода. Кроме этого, голубь проглотил два или три камня. Осталось всего лишь несколько, некоторые из них были слишком крупными, чтобы служить приманкой. С другой стороны, записка заинтриговала ее. Она вдруг почувствовала себя сильной. Судьба этой пары находилась теперь буквально в ее руках. Крепко сжав эту крылатую судьбу, трепещущую от неподдельного ужаса, Луду бросила ее навстречу огромному небу. В дневнике она тогда написала:

Я думаю о женщине, которая ждет голубя. Она не доверяет почте. А может, уже и нет никакой почты? Не доверяет телефону (или телефонная связь уже не работает?). И не доверяет людям, это уж точно. Человечество никогда не отличалось совершенством. Я вижу, как она держит голубя, не зная, что до этого его, трепещущего в моих руках, держала я. Не знаю, от чего, но эта женщина определенно хочет бежать. От этой страны, которая рушится, от замужества, не дающего ей дышать, от будущего, которое сковывает ее по ногам, как чужая тесная обувь? Подумав, я решила, что надо еще приписать: “Убейте почтальона”. Да, убив голубя, она найдет алмаз и прочтет записку, а не отправит птицу назад в голубятню. В шесть утра она встретится со своим мужчиной, высоким, как я его себе представляю, несуетливым, с чутким сердцем. Готовя побег, этот мужчина охвачен какой-то необъяснимой грустью: сбежав, он станет предателем Родины. Он будет блуждать по свету, находя утешение в любви к женщине, но теперь уже никогда не сможет заснуть, не приложив руку к левой стороне груди. Заметив это, она будет спрашивать: “У тебя что-то болит?” А он лишь покачает головой: “Нет. Все нормально”. Как же ты объяснишь, что у тебя болит потерянное детство?

Выглядывая в окно спальни, она порой могла наблюдать, как долгим субботним утром соседка с десятого этажа из квартиры “А” на веранде толчет кукурузу или варит кашу из маниоки. Позже она видела, как та чистит и готовит на решетке рыбу, а в другой раз – толстые куриные окорочка. Воздух наполнялся терпким и ароматным дымком, обостряя чувство голода. Орланду обожал ангольскую кухню. Луду же, наоборот, всегда отказывалась готовить то, что едят черные. Тогда ей нравилось только приготовленное на углях мясо. Теперь она об этом очень сожалела. Она завела привычку наблюдать за обитающими на веранде курами, которые с первыми лучами утреннего солнца начинали копошиться на полу в поисках пищи. Дождавшись следующего воскресного утра, когда город еще спал, она свесилась из окна и опустила на веранду 10 “А” веревку с петлей на конце. Спустя пятнадцать минут ей удалось набросить петлю на шею огромного черного петуха. Луду резко дернула веревку и потянула птицу вверх. К ее удивлению, когда она опустила петуха на пол своей спальни, тот еще подавал признаки жизни. Вытащив из-за пояса нож, Луду собралась обезглавить птицу, но ее удержало внезапное озарение: в ближайшие месяцы у нее будет достаточно кукурузы, не говоря уже о фасоли и бананах. А с петухом и курицей она сможет начать разводить цыплят. Совсем неплохо иметь каждую неделю свежие яйца. Она вновь спустила веревку, и в этот раз ей удалось зацепить за лапу курицу. Несчастная забилась и подняла ужасный шум, осыпая все вокруг перьями, пухом и пылью. Через несколько секунд уже весь дом сотрясали крики: “Воры! Воры!”