Всеобщая история чувств - [57]

В борьбе со скукой, своим главным врагом, римляне пировали ночи напролет и соперничали друг с другом в изобретении диковинных яств. На одном пиру подали множество видов мяса, помещенных один в другой: в быке скрывалась свинья, в ней – овца, в овце – курица, в курице – кролик, в кролике – соня, и так далее. На другом множество разных блюд были изготовлены из одного и того же продукта. Популярностью пользовались «тематические» приемы, на которых порой устраивали нечто вроде игры в поиски клада: тот, кто обнаруживал мозги павлина или язык фламинго, получал подарок. Во время перемены блюд хитрые машины опускали с потолка акробатов или перевозили блюдо с молоками миног на тележке в виде угря. Рабы украшали присутствовавших гирляндами цветов и растирали их тела ароматными мазями, способствовавшими расслаблению. Случалось, что гости ходили по колено в розовых лепестках. Появлялись перемена за переменой, одни блюда подавали под перечными соусами – для возбуждения вкусовых рецепторов, другие, наоборот, под пресными, чтобы их успокоить. Рабы через трубки распыляли в залах экзотические ароматы и опрыскивали пирующих тяжелыми мускусными духами животного происхождения, наподобие цибетина и амбры. Бывало, что прямо из тарелки в лицо гостю ударяла струйка шафрановой или розовой воды или еще какого-то ароматного настоя, или оттуда вылетали птицы, или блюдо оказывалось несъедобным – потому что было отлито из чистого золота. Римляне также были весьма подвержены тому, что немцы называют Schadenfreude – злорадство, и откровенно радовались чьим-то несчастьям. Карлики и калеки из свит богачей потешали пирующих, разыгрывая перед ними сексуальные или бурлескные сцены. На пирах Калигулы гладиаторы насмерть сражались прямо в пиршественных залах, поливая аристократов кровью из ран. Конечно, далеко не все римляне были садистами, но значительная часть аристократии и многие императоры именно ими и являлись. Они как им заблагорассудится издевались над своими рабами, пытали и убивали их. Сохранились записи о том, что по меньшей мере один из высокородных римлян откармливал угрей мясом своих рабов. Неудивительно, что именно в рабском сословии возникло христианство, делающее особый упор на самоограничение и скромность, утверждающее, что бедные после смерти унаследуют землю, богатство и свободу, а приверженных роскоши богачей ждут вечные муки в аду. Как отмечает Филиппа Пуллар в книге «Вкушаемые страсти» (Consuming Passions), оно появилось из «классового сознания, гордой бедности и простодушной ненависти к смертному телу. Все приятные ощущения считались проклятыми, и претендующий на место в Царствии Небесном должен был отвергнуть все радости вкуса и запаха, звука, зрения и осязания. Удовольствие было синонимом греха, синонимом ада. «Да сопутствуют тебе жены бледные с телом, утончившимся от поста», – наставлял Блаженный Иероним. Или, как указывал Гиббон, «каждое ощущение, неприятное для человека, считалось угодным Богу». И потому отрицание чувственных ощущений вошло в христианское учение о спасении. Именно этими соображениями будет руководствоваться секта шейкеров, делая грубые деревянные скамейки, стулья и простые ящики. Но интересно было бы посмотреть на то, как шейкеры сейчас восприняли бы тот азарт, с которым коллекционеры гоняются за их изделиями, ставшими не утилитарными бытовыми вещами, а экстравагантными и дорогими диковинами для гостиных или богатых особняков. Английское слово «vicarious» (искупительный) происходит от «vicar», викарий, наместник Бога в дальних странах, который был подобен острову в стремительном течении жизни – хрупкий, но независимый и непоколебимый, – а вокруг рождались внебрачные дети и подыхал скот, поля сохли или гнили от дождей, и местные дуэньи устраивали для викария музыкальные представления и предлагали ему матрон и горячих молодых женщин (легко ли было праведнику устоять перед подобной пылкостью?). Неудивительно, что они жили обособленно, предавались раздумьям, помогали окружающим и порой трогались рассудком, впадали в маниакальное воздержание от пищи – или ударялись в грех. Пуританство восстало против специй, так как они вызывали чрезмерное половое возбуждение; затем на сцену вышли квакеры, протестовавшие против роскоши, а затем начались восстания против этих восстаний. Пища всегда ассоциировалась с циклами сексуальности, состоящими из освобождения от морали, затем ее ужесточения и последующего возвращения к сексуальности, но никто не достигал в этом таких крайностей, как древние римляне.

Не исключено, что Римскую империю погубило массовое свинцовое отравление, которое могло служить причиной выкидышей, бесплодия, множества болезней и психических расстройств. Жизнь римлян была неразрывно связана со свинцом: из него делали не только водопроводные трубы, кухонную посуду и кувшины, но и добавляли в косметику. Однако в ходе этого многовекового отравления римляне устраивали самые экстравагантные пиры, какие только знало человечество, во время которых возлежали по двое, трое, а то и больше на каждом пиршественном ложе. Часть римских поэтов (например, Катулл) писали откровенно фривольные стихи, посвященные сексу как со своим, так и с противоположным полом, а Овидий рассказывал о страстной любви к женщинам, о том, как они терзают его душу, в подробностях описывал приемы любовного флирта. «Если “Живи без любви!” мне бог какой-нибудь скажет, – писал он, – О, я взмолюсь: до того женщина – сладкое зло»