Всеобщая история бесчестья - [21]

С того времени эта фигура – иногда в костюме суданца, иногда в военной форме, но всегда с лицом, закутанным тканью, – присутствовала в видениях. Он бывал там всегда, но мы не догадывались, кто это. Со временем видения в зеркале, поначалу мгновенные и неподвижные, стали более сложными: мои требования исполнялись незамедлительно, и тиран это прекрасно видел. Под конец мы оба очень уставали. Жестокость виденного утомляла. Это были бесконечные расправы, виселицы, членосечения, услады лютого палача.

Так нас застало четырнадцатое утро месяца бармахат. На ладони начерчен чернилами круг, ладан брошен на угли, заклинания сожжены. Мы были вдвоем. Болезный велел мне показать ему настоящую казнь, без помилования, потому что душа его в то утро жаждала лицезреть смерть. Я показал ему солдат с барабанами, расстеленную бычью шкуру, людей, алчущих зрелища, палача с мечом правосудия. Он восхитился палачом и сказал мне: „Это Абу Кир, казнивший твоего брата Ибрагима, это тот, кто пресечет твой удел, когда мне будет дарована наука вызывать эти фигуры без твоей помощи“. Он попросил привести осужденного. Когда его привели, он онемел, ибо это был тот самый загадочный человек, закутанный в белое полотно. Он велел мне приказать, чтобы перед казнью с него сняли покрывало. Я бросился ему в ноги со словами: „О царь времен и всего сущего, о смысл дней, этот образ не таков, как остальные, ведь нам не ведомо ни имя его, ни кто его родители, ни из каких он краев, и я не осмеливаюсь снять с него покрывало, чтобы не совершить то, за что придется держать ответ“. Засмеялся Болезный и поклялся, что, если содеянное окажется грехом, возьмет он грех на себя. Он поклялся в этом на мече и Коране. Тогда я велел раздеть приговоренного, бросить его на расстеленную бычью шкуру и сорвать покрывало. Всё так и сделали. Ошеломленному взору Якуба предстало наконец лицо, которое было его собственным. Его охватил безумный страх. Я недрогнувшей рукой сжал его дрожащую правую руку и повелел ему смотреть на свою смерть. Он был целиком во власти зеркала и даже не попытался отвести взгляд или вылить чернила. Когда меч в представшем ему видении обрушился на повинную голову, он вскрикнул – голос этот не смягчил моего сердца – и замертво рухнул на пол.

Слава Предвечному, Тому, у Кого в руках ключи безмерной Милости и беспредельной Кары».

(Из книги «Озерные регионы Экваториальной Африки» Р. Ф. Бёртона)

Двойник Магомета

Поскольку в умах мусульман образ Магомета и вера неразрывно связаны воедино, Господь Бог распорядился, чтобы на Небесах их всегда представлял дух в роли Магомета. Этот представитель не всегда один и тот же. Как-то раз некий саксонец, которого захватили в плен алжирцы, и он обратился в ислам, возложил эти обязанности на себя. А так как он был христианином, он заговорил об Иисусе и сказал, что тот вовсе не сын Иосифа, но сын Божий. Его пришлось заменить. Этот представительствующий Магомет лучезарен, но видят сияние только мусульмане. Зато настоящий Магомет, который составил Коран, своим последователям не виден. Мне рассказали, что прежде он над ними начальствовал, но оказался слишком крут и его отправили в южные края. Одна мусульманская община по дьявольскому наущению объявила Магомета богоравным. Чтобы уладить раздоры, Магомета извлекли из преисподней и всем показали. Как раз тогда я его видел. Этот телесный обличьем дух был без всякого понятия и к тому же темен ликом. Он только и смог сказать: «Я ваш Магомет» – и снова погрузился в преисподнюю.

(Из книги «Истинная христианская религия» Эммануила Сведенборга)

История вечности

…Supplementum LVII; Historia infinita temporis atque aerternitatis…

Quevedo: Perinola, 1632[65]

…nor promise that they would become in general, by learning criticism, more useful, happier, or wiser.

Johnson: Preface to Shakespeare, 1765[66]

Предисловие

Мне почти нечего сказать о необычной «истории вечности», давшей имя этим страницам. В начале я рассуждаю о философии Платона; работу, претендующую на хронологическую точность, уместнее было бы открыть гекзаметрами Парменида[67] («Не было и не будет, но есть»). Сам не знаю, как мне пришло в голову назвать «застывшими, монструозными, разложенными по полочкам» платоновские архетипы, как не почувствовал я, читая Скота Эриугену и Шопенгауэра, что формы эти живы, могучи и органичны. Я осознал, что без времени нет движения (когда разные места заняты в разные моменты времени); я не осознал, что столь же невозможна и неподвижность (когда одно и то же место занято в разные моменты).

Я добавил две статьи, дополняющие или исправляющие текст: «Метафора» (1952) и «Циклическое время» (1943).

Невероятному и, возможно, несуществующему читателю, которого заинтересуют «Кёнинги», я бы порекомендовал антологию «Древние германские литературы», опубликованную мною в 1951 году в Мехико, в соавторстве с Делией Инхеньерос.

Определенно, заслуга или вина за воскресение этих страниц отразится не на моей карме, а на карме моего великодушного и упрямого друга, Хосе Эдмундо Клементе.

Х. Л. Б.

История вечности

I

В одном отрывке из «Эннеад»