Всему свое место. Необыкновенная история алфавитного порядка - [68]
Независимо от того, был ли проект «ковчега» Харрисона воплощен в действительность и принадлежал ли один из его образцов Лейбницу, он представлял собой в лучшем случае единичное изделие, почти неизвестное даже специалистам. В каком-то отношении он напоминал удивительный «типографский стол», разработанный французским педагогом Луи Дюма (1676–1744) и задуманный как инструмент для обучения детей грамоте: это был длинный стол с отделениями, в которые ученик раскладывал карточки с отпечатанными на них буквами алфавита или словами, разделенными по частям речи – глаголы, существительные, местоимения, – на французском и латинском языках. Это сооружение предназначалось в основном для детей аристократов[443]. Возможно, как и «ковчег» Харрисона, оно существовало только в воображении изобретателя.
«Ковчег» Харрисона, изображение в книге Винцентия Плакция «Искусство эксцерпирования» (1689). Вверху: сам шкаф с множеством стержней. Справа: один стержень с несколькими крючками и прикрепленными к ним бумажными листочками[444]
Более серьезное влияние на обучение грамоте оказал учебник моравского педагога Яна Амоса Коменского (1592–1670) «Мир чувственных вещей в картинках» (Orbis sensualium pictus), который называют первой иллюстрированной книгой для детей. Впервые она была опубликована в 1658 г. на латинском и немецком языках и имела исключительный успех, выдержав в течение следующих трех веков почти 250 переизданий по всей Европе. Буквари существовали еще с XIV в., но они не были предназначены специально для детей, и в них не было иллюстраций. Хотя книга Коменского в действительности не была первой детской книгой с иллюстрациями, ее популярность и доступность способствовали принятию ее метода в качестве основного способа обучения детей, соединявшего использование алфавитного порядка с расположением материала, типичным для книг общих мест. Коменский разделил текст на предметные категории, перечень которых мог быть заимствован непосредственно из таких сборников: «Воздержание», «Провидение» и т. д. Еще большее влияние имело то обстоятельство, что он связал каждую фонему, то есть звук, выражаемый буквой алфавита, с реальным миром, например со звуками, которые издают животные. Учебник начинался так: «Ворона кричит „а-а“, ягненок блеет „бе-бе“, кузнечик стрекочет „ци-ци“, удод говорит „ду-ду“»[445]. Это был лишь маленький шаг на пути к системе обучения, которая теперь хорошо известна во всем мире: А – это Apple в английских букварях, Apfel в немецких, avventura в итальянских, anaar в хинди и т. д.
Изображение типографского стола в книге Луи Дюма «Детская библиотека, или Начала грамоты» (1733)[446]
Далее в книге Коменский поместил изображение занимающегося ученика с раскрытой перед ним книгой и подписал картинку: «Кабинет… это место, где студент… сидит один, погруженный в свои занятия, читает книги… раскрывая их на столе и выбирая из них все лучшее в свой собственный справочник»[447]. Каждое выделенное курсивом слово помечено цифрой, соответствующей цифре на рисунке, и переведено на латинский язык. Наряду с определенной лексикой этот текст передавал читателю представление о студенте как о человеке, читающем книги и делающем из них выписки (переписывающем «все лучшее») в свой сборник общих мест, или «справочник».
Может показаться, что это совершенно не отличается от испытанной веками практики: как мы видели, сборники общих мест регулярно использовались студентами начиная с античных времен. Однако произошло важное изменение. В Средние века память рассматривалась как важное искусство, изучаемое наравне с науками, а топосы в сборниках общих мест должны были, по крайней мере отчасти, стимулировать память, способствовать вспоминанию определенного текста через указание его топоса – дословно «места» – в памяти читателя. Ричард Холдсворт (1590–1649), преподаватель Колледжа Иммануила в Кембридже, следовал этой традиции в своем пособии для новых студентов, рекомендуя записывать выдержки из книг или важные моменты лекций в «тетрадь для записей», так чтобы, «читая их по вечерам… запечатлеть их в памяти»[448]. Но даже распространяя этот старомодный метод обучения, он сознавал, что произошел переход от памяти к печатной книге, от зубрежки к использованию инструментов поиска. Вместо того чтобы побуждать студентов записывать цитаты в сборники общих мест изречений под соответствующими топосами, он рекомендовал завести вторую тетрадь, которая служила бы указателем к первой[449]. Этот подход предвосхитил взгляды Джона Локка (1632–1704), философа и педагога эпохи Просвещения, разработавшего и популяризировавшего важнейший принцип составления сборников общих мест, влияние которого стало ощутимым с появлением нового поколения записных книжек.
В 1523 г. гуманист Хуан Луис Вивес опубликовал собственные инструкции по составлению книг общих мест, в которых определил топосы как loci ac velut nidi («места и как бы гнезда»). «Места» были традиционным истолкованием, а вот «гнезда» соотносились с ячейками – новым явлением[450]. Труды Вивеса, возможно, были известны Локку, который в 1680-е гг. стал размышлять о том, как читателям лучше организовывать свои записи, и поначалу восхищался мебелью для сортировки, полагая, что она может выполнять множество задач. Например, он думал о ее использовании для обучения детей чтению: для этого нужен был шкафчик с 24 отделениями – над первым он предлагал прикрепить букву A, над вторым – B и т. д.
