Всемирный следопыт, 1928 № 03 - [35]
Доктор Никитский сам был охотник. Он прекрасно нас понял и обещал нам хранить полную тайну. Он успокоил нас, сказав, что врачебная этика не позволит ему распространяться на счет причины болезни вдовы Чистозвоновой.
Мы проводили доктора до вдовьей квартиры. Прощаясь с ним, Семен Семеныч несколько замялся:
— Извиняюсь доктор… небольшая товарищеская просьба… В виду того, что в настоящее время у нас кризис дроби, то не смогли бы вы…
— У меня у самого дроби нет, — прервал моего друга симпатичный врач.
— Я знаю, что у вас дроби нету… не в том штука… дело в том, что мое ружье очень кучно несет… понимаете?
— Пока что не понимаю. Скажите прямо, что вам собственно от меня надо?.. Говорите же, не стесняйтесь…
— Видите ли, доктор, конечно дробь — вещь щекотливая, но по случаю кучности моего ружья, я полагаю, что во вдовьем бедре бекасиннику наберется без малого на целый заряд… Вам, все равно, придется эту дробь вытаскивать. Обидно будет, если она пропадет. Сами понимаете, что теперь — кризис, и дробь ни за какие деньги нигде не достанешь. Ну так уж я к вам с товарищеской просьбой…
— Понимаю, — улыбнулся доктор. — Все что наберу — отдам вам. Даю честное слово!
Мы крепко пожали руку доброму старику.
На следующий день я зашел к своему другу. Он занимался свежеванием лисицы, которую мы накануне поймали в капкан.
— Ну как, Семен Семеныч, были у вдовы?
— Был.
— Ну как она себя чувствует? Успокоилась наконец?
— Какой там!.. Все бушует… Заявление насчет нас ко всем властям пишет.
— Гм!.. Кляузное дело получается… Как же нам теперь быть?
— Владим Сергев, я думаю — придется ей эту лисью шкуру подарить. Авось после этого вдова маленько поостынет… А больше и задаривать-то нечем.
— Валите, Семен Семеныч… Сегодня же несите ей шкуру.
Лисья шкура ничуть не помогла делу. Вдова была непоколебима в своем решении довести дело до трибунала. Я не знал, что придумать. Все это могло кончиться трагически…
Выход нашел Семен Семеныч. Не даром у него был чисто изобретательский ум. Он изобрел верное средство, дабы обезвредить энергичную вдову…
Недели через три мы с доктором Никитским гуляли на свадьбе Семена Семеныча и вдовы Чистозвоновой, уважаемой Матрены Андреевны. В числе приглашенных гостей был и парикмахер Улыбкин. Хитро подмигнув моему другу, он лукаво спросил:
— Скажите, уважаемый, кого же вы собственно поймали в вашу хваленую ловушку с репетициями?
— Волчицу, да еще какую матерушую! — со вздохом ответил мой друг. — Пудов на пять с половиной официально.
Мы сдержанно улыбнулись, а Семен Семеныч наклонился к мужчинам и тихо сказал:
— Кабы не такое время — нипочем бы не женился… А всему виной Деникин с Колчаком.
— При чем тут Колчак и Деникин?
— Очень просто… кабы не было Деникина и Колчака — не было бы и кризисов, а кабы не было кризисов — гражданочки сами не ездили бы в лес за дровами, а покупали бы их на базаре. Опять же, кабы не кризис в порохе и дроби — мы с Владим Сергеевым не ставили бы капканов, а попукивали бы себе официально из ружей и по лисам, и по волкам… Словом, кабы не было Деникина с Колчаком — ни в жисть не расписался бы с Матреной Андреевной.
Парикмахер тонко улыбнулся и произнес:
— Кабы, кабы во рту росли бобы, то был бы не рот, а, извините за выражение, целая плантация…
Больше мы не затрагивали этой скользкой темы.
Не знаю, насколько к этому делу причастны Колчак с Деникиным, знаю только то, что брак Семена Семеныча с вдовой Чистозвоновой оказался прочным союзом, в результате которого теперь подрастает целое поколение молодых Боченкиных…
Ночь в Московском Зоопарке.
Очерк Н. Н. Плавильщикова.
В шумной жизни большого города Зоопарк — своеобразный уголок, островок со своими законами, со своей особой жизнью. За железными решотками клеток, вольер[33] и загонов сидят здесь пленники — дикие звери и птицы. Они оторваны от привычной жизни на свободе, но не исчезли бесследно их дикие привычки и повадки. Нет-нет да и вспыхнут искры прошлого. И особенно часты, особенно заметны эти искры прошлого — ночью.
Зоопарк днем и Зоопарк ночью — совсем разные картины. Днем, под взглядами тысяч любопытных глаз, словно скованы природные инстинкты многих диких обитателей Зоопарка. Днем — словно «напоказ» живут все эти тигры, барсы, туры, лани, соболя. Ночь — вот, когда они живут «для себя»! Живут, понятно, те из них, которые не спят глубоким сном.
Когда бродишь днем по Зоопарку, то чуть ли не все животные кажутся такими покойными, привыкшими к клетке, к неволе, к человеку. Осторожный барсук, которого так трудно увидать на воле, в лесу, который так сторонится человека, весь день бегает у решотки. Недоверчивые и осторожные лани и косули тянутся к посетителю, тычутся в его руки мягкими, теплыми носами. Мало смущаются человеческой толпой волки, а лисицы — бегут к решотке, когда перед ней остановишься. Как-то мало «дикости» видишь во всех этих диких животных, когда на них смотришь днем.
Но посмотрели бы вы на этих же косуль, ланей, туров, белых медведей, барсов и куниц ночью. Совсем других зверей вы увидите!
