Всемирный следопыт, 1925 № 07 - [34]

— Он в старых шахтах, на тайной сходке рабов…

— Ладно. Так, помни же, Куацром!..

И Адиширна быстро зашагал по кипарисовой аллее.

X. В старых шахтах

Адиширна замешался в толпу рабов.

Акса-Гуам кончал речь.

Он говорил о тяжких страданиях рабов, о их жизни, похожей на вечную каторгу, и призывал их восстать, сбросить цепи, убить царя, захватить власть в свои руки и стать свободными, — какими они и были когда-то…

Яркие лучи луны обливали людской муравейник. Полуголые рабы заполняли громадную котловину заброшенных старых шахт. Рабы облепили своими телами кучи щебня, сидели на утесах, деревьях, камнях…

Адиширна внимательно оглядел толпу и сразу почувствовал: в ней нет единства.

Одни из рабов жадно слушали Акса-Гуама, полуоткрыв рты и кивая утвердительно головами, другие стояли неподвижно и смотрели на него недоверчиво и враждебно.

— Смерть или свобода!.. — крикнул Акса-Гуам и сошел с утеса.

Его место занял раб, по прозванию «Злой». Он имел светлую окраску кожи. Серые глаза его смотрели насмешливо. Злая улыбка кривила рот.

— Акса-Гуам, жреческий сынок, говорил нам о наших страданиях. Спасибо ему, что он просветил нас, — без него мы и не знали бы об этом!

В толпе послышался смех.

— Но откуда у него вдруг появилась такая любовь к рабам? Не вместе ли с любовью к одной из наших девушек? — и он покосился на Ату, стоящую рядом с Акса-Гуамом. — А что, — обратился он прямо к Акса-Гуаму, — если твоя любовь пройдет, или она бросит тебя? Тогда ты воспылаешь к рабам такой-же ненавистью? — Вы, рабы, — продолжал он обращаясь к толпе, — хотите стать свободными. С чего вы начинаете? С того, что выбираете себе нового царька: Акса-Гуама. А что если он подведет нас под плети, а потом сбежит на свой Священный Холм?.. Только сами рабы могут освободить себя от рабства! Восстание— не дело влюбленных, в расшитых золотом одеждах. Вот мое мнение! — И он сошел со скалы.

Муравейник пришел в сильное возбуждение. Теперь толпа казалась единодушной. Но это единодушие явно было не в пользу Акса-Гуама. На него устремились тысячи враждебных глаз. Над толпой поднимались кулаки.

— Не верьте ему!..

— Он подослан жрецами! — послышались возгласы. — Гнать его вон!..

На скале появился «Кривой». Надсмотрщик выбил ему глаз, и с тех пор за ним утвердилось это прозвище. «Кривой» хитро прищурил свой единственный глаз и поводил головой из стороны в сторону, потом приложил указательный палец к кончику носа и сказал:

— Так вот…

Толпа заинтересовалась этим комическим началом и затихла.

— «Злой» прав. Но только он смотрит одним глазом, которым я не вижу…

— Хо-хо, — засмеялись в толпе.

— А теперь я посмотрю другим глазом, которым я вижу…

— Скажите мне, положа руку на сердце, верите ли вы сами в успех восстания: в то, что вы будете свободны, что вы победите легионы атлантов? — Нет, не верите. И все-таки восстание будет. Почему? — Потому, что нет больше сил терпеть. Потому, что нам хуже не будет: убитым — мир, живым — та же каторга. — В это время приходит к нам Акса-Гуам и говорит: — «Я с вами. Я помогу вам». — А хоть бы и так? Лучше с нами, чем против! Что побудило его притти, — не все ли равно. Наша девушка? — Верно! Но, ведь, девушек-то наших у них полные гаремы. Выбирай любую. А он к нам. Может и восчувствовал горе наше? Что же выходит? Верить — не верьте ему, а гнать тоже не за чем… Авось пригодится. Верно я говорю? — И ткнув опять пальцем в кончик носа, он сошел со скалы.

Акса-Гуам вытер со лба пот. Он совершенно не ожидал такого поворота дела. Он привык смотреть на рабов, как на безгласное стадо, забитое и покорное. Довольно сказать им ласковое слово, погладить по шерсти, и они пойдут за ним. Он снизошел до них. Он так долго умилялся своей ролью благодетеля и спасителя. И вдруг — вся эта сходка превратилась в какой-то суд над ним. Эти резкие, свободные речи о нем, о его личной жизни, этот язвительный или насмешливый тон… Он чувствовал, как против его воли, в нем поднимается вековая ненависть и презрение его касты к рабам…

Суровый и гордый поднялся он на скалу.

— Я пришел помочь вам, а вы судите меня. Я не собираюсь делаться вашим царьком. Пусть «Злой» станет во главе восстания… Я…

Толпа вдруг заволновалась, расступилась. Через толпу, расталкивая рабов, быстро шел Куацром. В руках он нес какой-то мешок.

— Расступись! Расступись! Важное известие!..

Куацром подошел к скале, поднял мешок и вытряс из него на землю какой-то круглый шар.

— Что это?… — с недоумением спросил Акса-Гуам, — и вдруг, побледнел и в ужасе отшатнулся.

Освещенная лунным светом, на него смотрела остеклянелыми глазами головы его отца, жреца Шишен-Итца…

Акса-Гуам схватился за скалу, чувствуя, что теряет сознание.

>- Что это?.. — с недоумением спросил Акса-Гуам, — и вдруг побледнел и в ужасе отшатнулся, закрыв лицо рукою. На него смотрела остеклянелыми глазами голова его отца-Шишен-Итца.

Ата истерически вскрикнула.

— Шишен-Итца узнал о восстании и шел к царю, чтобы донести на тебя и предупредить его о восстании, — заявил Куацром, — Адиширва сказал мне: «Задержи во что бы то ни стало Шишен-Итца, чтобы он ее донес о заговоре рабов: Я не мог иначе задержать его… Лучше он, чем ты. Он был злой господин… Чтобы не сразу узнали, кто убит, я отрезал голову и унес в мешке… Вот… Я сделал, как мне было приказано…