Всемирная Выставка - [99]

Несмотря на то что дело было в субботу, народу на Выставке оказалось меньше, чем в тот мой первый раз, а без гуляющих по аллеям толп и сами аллеи как-то не смотрелись. Без разодетых толп Выставка выглядела грязноватой, поблекшей, всюду бросались в глаза приметы распада. А может, это только я так воспринимал — знал, что уже через месяц Всемирная выставка закроется навсегда. Однако и администраторы павильонов, похоже, стали к посетителям относиться не так внимательно, да и вид имели не совсем свежий. Повсюду высились груды пустых прогулочных кресел с колесиками, а те, кто должен был эти кресла катать, слонялись в своих тропических шлемах поодаль, болтали друг с другом и покуривали сигаретки. Рожок тракторного поезда, игравший «Тротуары Нью-Йорка», звучал как-то даже печально, потому что очень уж мало людей ехало в вагончиках. Оставалось только надеяться, что родители всего этого не заметят. Я ощущал свою личную ответственность за Выставку. Впрочем, им, похоже, было довольно интересно — во всяком случае, главное на выставке их и впрямь занимало.

У павильона фирмы «Вестингауз», прежде чем войти в «Зал Науки», где всеобщее внимание привлекал к себе «Электроробот», мы остановились перед «Капсулой Времени» или, точнее, перед тем местом, где она была зарыта. Однажды, зайдя субботним вечером в кинотеатр «Сар-рей», я ее видел в хронике, в момент перед захоронением: этакий полированный стальной цилиндр, подвешенный на кране, — длиной в два человеческих роста, с двух концов заостренный, как снаряд с двумя головками. Президент компании «Вестингауз» говорил в микрофон всех радиостанций, аккредитованных на выставке, а потом капсулу сунули в предварительно вырытую дыру чуть большего диаметра, чем сама капсула, поместив ее в кожух, чтобы капсула не проржавела — почвенные воды и т. д., и т. п. Капсула сгинула в дыре, которая называлась «Колодец Бессмертия», зрители похлопали, рабочие закрыли дыру крышкой, а потом вокруг выстроили что-то вроде бетонной смотровой площадки, на которой мы теперь и стояли, поглядывая вниз, на крышку, и рассматривая пояснительные материалы.

«Капсулу Времени» придумали для того, чтобы показать людям 6939 года, чего мы достигли и что, по нашему мнению, у нас в жизни главное. Поэтому внутрь положили предметы обихода — такие, как заводной будильник, консервный нож, зубная щетка, коробка зубного порошка, пластмассовая чашка с Микки-Маусом и женская шляпка; положили образцы минералов — асбест, уголь и так далее, положили послания ученых и серебряный американский доллар, положили алфавит, шрифт для ручного набора и электрический настенный выключатель; положили молитву «Отче наш» на трехстах языках, словарь, фотографии фабрик и конвейерных линий, положили книжки комиксов и еще не прочитанную мной книгу Маргарет Митчелл «Унесенные ветром»; наконец положили бобины с кинохроникой того, как президент Рузвельт произносит речь, и как военно-морские силы США производят маневры, и как японцы, воюя с китайцами, бомбят Кантон, и как происходит показ мод в Майами, штат Флорида.

Отец вслух выразил свое недоумение, дескать, что эти люди через пять тысяч лет поймут, глядя на коллекцию из «Капсулы Времени».

— Подумают небось, что у нас были неплохие инженеры и совершенно дикий народ, — сказал он, — народ, чья религия вся заключалась в одной молитве, которую разнообразили лишь разноязыким бормотаньем, да подумают еще, что мы носили нелепые шляпы, непрестанно друг друга убивали и читали отвратные книги.

— Не надо так громко, Дэйв, — смутилась мать.

Вокруг стояли люди и слушали. Один из мужчин улыбнулся, но мать считала, что речи отца могут кого-нибудь обидеть. Ее реакция, конечно же, подвигла его на высказывания еще более возмутительного свойства. Обратившись ко мне и брату, он спросил, что мы думаем об отсутствии в капсуле материалов, касающихся великой иммиграции, приведшей в Америку евреев, итальянцев и ирландцев, а также о полном отсутствии всего, что выражало бы точку зрения промышленного рабочего.

— Во всем этом нагромождении нет ни малейшего намека на наличие в Америке серьезной интеллектуальной жизни, нет ничего ни про индейцев в резервациях, ни про негров, страдающих от расовых предрассудков. Почему так, ну почему? — вопрошал он, покуда мы тихонько оттесняли его от «Колодца Бессмертия» к «Залу Науки».

Не то чтобы отец был раздражен. Напротив, он был доволен собой чрезвычайно. Он умел одновременно и критиковать что-либо, и восхищаться тем же самым. Просто ему нравилось упражнять мысль. Мать, наоборот, была совершенно не способна к сарказму. Могла разозлиться, но почтительность сохраняла. Когда мы осматривали «Город Будущего», образцовое поселение из современных отдельных домов, каждый со своим садиком, мать обуял гнев. «Что толку показывать такие дома, — сказала она, — если они стоят больше десяти тысяч долларов и никому на всем белом свете не по карману?»

Наконец пришло время перекусить, и у меня прямо гора с плеч свалилась. Мы уселись на солнышке, ели вафли с разной начинкой, угощали друг друга, и никаких критических высказываний более не звучало.