Всемирная спиртолитическая - [3]

Проглотивший язык директор вскочил из-за стола и пулей вылетел из кабинета…

— Саня, — сказал вышедший на двор Чопик сидевшему в коляске товарищу, — возьми Петьку с Михой. Пойдете с гражданином, куда покажет, привезете бензину — заправимся.

— Пойдем, дядя! — приветливо улыбнулся Санек своей железнозубой улыбкой и, схватив дрожавшего директора за шкирку, поволок его к стоявшему в центре колонны бензовозу.

— Братва! — крикнул Ермаков, поворачиваясь лицом к притихшей в ожидании батьковских цеу колонне:

— С завтрашнего дня надо получать жалованье! Жалованья нет — у батьки временный финансовый кризис. Разрешаю пока на подножном корму. Только чур: насилие не творить, мебель не ломать. Окромя спирта, жратвы и денежных знаков, ничего не отнимать! На все про все полчаса времени. Опоздание считаю дезертирством. Вперед!

С гиканьем и улюлюканьем сорвавшаяся с места братва рассыпалась по соседним улицам.

Послышался треск выламываемых калиток; во дворах заливисто залаяли собаки; завизжали бабы.

К присевшему на сиденье своего мотоцикла атаману подошел молодой высокий, длиннорукий, худой с бледным вытянутым лицом, изуродованным большим багровым, пролегшим от подбородка через всю правую щеку шрамом. Сказал:

— Чопа! Полчаса мало. Братва устала; жрать охота. Может, постоим отдохнем, пожрать сварим или че? Давай до обеда хоть?!.

— Слушай, Михалыч, — лениво щурясь на солнце, ответил атаман, — ты у нас начштаба. Вот и занимайся своей тактикой! А общественным питанием лучше я займусь. Ты, кстати, в курсе, что переедание вредно? А вон в газете написано, что в Америке провели эксперимент над обезьянами. Одних кормили как положено, а других голодом морили. И вот, короче, те обезьяны, которые недоедали, но пили, курили, ширялись героином, колеса глотали и «Мумент» с бензином нюхали — прожили в два раза дольше, чем те, которые питались нормально. Понял? Так-то, брат! А ты говоришь — пожрать!

— Так тут тебе не Америка! — сделав обиженное лицо, живо возразил Михалыч. — И мы, чай, не обезьяны!

— А кто вы?! — весело осклабившись, спросил Чопик, вопросительно взглянув на своего начштаба. И, заметив, как пробежала по его бледному лицу тень неудовольствия и сильнее обычного побагровел уродливый шрам, добавил уже серьезно, понизив голос:

— Ладно, че ты? Слухай сюда! Директор сказал, что ночью его байкеры почистили. Сам Горбатый был и вся шобла с ним! Дальше в Жмуркино собирались. Часов шесть прошло. Движки у них помощней, но если сейчас следом рванем, то к вечеру догоним и там их… В общем, сам понимаешь, некогда здесь рассиживать. Не до жратвы теперь. Найдем Горбатого, додавим, вот тогда и ешь, и пей, и гуляй, скока влезет. А щас… Нельзя такой шанс упускать!

— Понял! — ответил Михалыч и отошел в сторону.

Чопик вынул из-за голенища сапога тоненькую потрепанную книжицу с надписью на обложке «Эпиктет. Избранные мысли римского мудреца» и, раскрыв ее на середине, погрузился в чтение.

— Чего читаешь, Чопа? — поинтересовался подошедший сзади с канистрой в руках невысокий кучерявый, такой же черный, как атаман, мужичок, с любопытством заглядывая через плечо в раскрытую книжицу.

— А вот послушай, Калян, чего умные люди пишут, — ответил батька, не глядя на подошедшего и продолжая сосредоточенно изучать текст, — например: «Знай меру во всякой пище и питье и удовлетворяй первому позыву к пище. Позыв же к пище выражается в том удовольствии, с каким ты ешь. Тогда ты не будешь принимать пищу насильно, будешь обходиться без тонких блюд и пить с удовольствием любой напиток».

— Я бы щас с удовольствием мяса пожрал! — заметил Калян, мечтательно улыбаясь. — В желудке, блин, такая фигня, спасу нет!

— Эх ты! Дурья твоя башка! — снисходительно усмехнулся Ермаков. — Тут всемирная революция на дворе, а у тебя одна жрачка на уме. Не о том думаешь! Вон написано же: «Заботься не о пище телесной, но пище духовной. Первая выходит вон в виде испражнения — о ней тут же перестают говорить, — тогда как последняя никогда не портится, даже по разлучении души с телом». Это понятно?

— Философия! — пожав плечами, констатировал кудрявый и показал командиру принесенную им канистру: — Я тут спиртяшкой разжился, первачок — вырви глаз! Супер!

— В коляску вон поставь! — махнул рукой батька и продолжил листать увлекательный сборник засаленной Эпиктетовой мудрости. Взгляд его остановился на короткой цитате, показавшейся ему особенно актуальной в данный момент: «Первый долг вождя — никогда не позировать, не гордиться, но всеми повелевать одинаково».

Громкий истерический крик вывел его из состояния философической прострации. Подняв голову, он посмотрел в ту сторону, откуда доносились душераздирающие вопли. В хвосте колонны возле одного из мотоциклов двое пьяных братков с туго набитыми мешками через плечо смеясь отбивались от наседавшей на них с кулаками ветхой старухи в головном платке и стареньком демисезонном пальто.

— Ой, ироды окаянные! — вопила старушенция, хватая братков за руки и пытаясь вырвать у них мешки. — Ой, да что же это делается! Люди добрые! Помогите! Последнего лишают, лихоимцы проклятые! Черти, антихристы! Чтоб вам пусто было! Отдайте, говорю, так-растак! Ой, Матерь Божья, Пресвятая Богородица, спаси Христа ради!..