Всемирная история. Том 7. Раннее средневековье - [29]

С V в. хата заселяли побережье внутреннего Японского моря, восточное побережье Кюсю, западное побережье Сикоку, южное побережье Хонсю. Затем они переселились в провинции Бидзэн, Сацума, Сэтцу, Кавати, Танива, Ямато, Ямасиро и далее в Тика-цуоми, Мино.

Появление корейских военнопленных и китайских иммигрантов на островах способствовало консолидации централизованного режима, который противостоял эмиси, владевшему севером Хонсю. Эти иммигранты отнюдь не оказались в положении изолированного меньшинства. Они стали частью господствующей в Японии социальной структуры. Обе группы (ая и хата) расслаивались, с одной стороны, на ряд более мелких привилегированных управленческих прослоек, а с другой — на массу рядовых, которые еще раньше в корейских поселениях находились в подчинении у своих вождей. В процессе натурализации обе группы, каждая по-своему, прошли путь развития, имевший отличительные особенности, оказавшие влияние на их окончательный социальный состав.

Низшей ячейкой общества являлась семья, уже в то время сочетавшая в себе элементы отживающей

родовой организации и нарождающихся новых отношений. Понятие «семья» выражалось термином «монко», буквально значащим «двор». Так, в Ематай числилось 70 тысяч с лишним дворов, в Тома — свыше 50 тысяч, на Цусиса и в Ито — свыше тысячи дворов.

Подобные семьи имеют дома. Такие семьи предстали взору китайских послов из префектуры Дайфан: «Для жилья делают травяные шалаши и деревянные дома. По форме они подобны насыпи. Вход в них находится наверху. Вся семья вместе живет внутри. Нет различий между старшими и младшими, мужчинами и женщинами».

Остатки поселения в Хуэ у города Фукуока представляют собой часть поселка (юряку). На нем открыты 4 примыкающие друг к другу группы землянок, снабженные отводным ровиком. Усадьба из 5—б землянок с колодцем, складом, кухней и другими постройками приспособлена для совместной жизни. Конструкция землянок стандартная: вертикальное строение площадью 25—30 кв. м. с входом вверху. В жилище находилось 8—10 человек, а в группе из 5—б жилищ — несколько десятков человек. Семья из 8—10 человек уже составляла отдельную и стойкую хозяйственную единицу, поэтому скопление в одном месте нескольких таких семей — признание существования одной большой семьи, находящейся под началом патриарха.

Какое же место в семье отводилось мужчине, а какое — женщине? Брачные обычаи неясны даже в основном пункте: были ли браки экзогамные? В «Вэй чжи» экзогамность отмечена лишь у племени вэй: «на однофамильных не женятся». Зато говорится о существовании полигамии. Полигамия находится в противоречии с внешними матриархальными признаками. Как пережиток она могла сохраниться очень долго — у правителей и их приближенных. Известно, что у правителей, знати было по 4—5 жен. Очевидно, что не все могли иметь даже по 2—3 жены, а только самые богатые.

Социальные связи в среде простонародья (дзё-дзин) базировались на происхождении, которое непосредственно выражалось в подчиненности младшего старшему, т. е. члена коллектива его главе, и в социально-политической подчиненности «низших дворов» (гэко) «большим людям» (дайдзин). Разница между «старшими» и «младшими» по происхождению имеет два аспекта: когда обе группы принадлежат одному и тому же клану и когда они относятся к разным кланам. В первом случае отношения принимают формы подчинения сородичей главе клана, членов большой семьи — патриарху (в последнем случае подчинение приобретает характер должностного или общественно-сословного). Социальное неравенство, возникавшее в отношениях между кланами, в принципе подготавливало почву для создания государственности. Неравенство обнаруживалось прежде всего в отношениях между правителями и его родственниками и в отношениях лиц, занимающих определенные должности. Клан, монополизировавший моления, легко повышал свой престиж, а передача по наследству таких обязанностей закрепляла подчиненность рядовых членов коллектива подобным кланам.

К концу II — началу III в. кровно-родственные узы в обществе ослабли: правители превратили свой пост в наследственный, их авторитет освящался религией, племенные объединения создали союз, а этот союз скреплялся религиозными представлениями, выражающимися в молении духам. Возник племенной союз — кровно-родственное и территориальное объединение, более прогрессивное, чем племя.

Во второй половине V в. гегемония в общеплеменном союзе принадлежала группе Ямато.

Ямато — первое государственное образование, основанное уже не на чисто племенном этническом принципе, а на территориальном. В рамках Ямато совершается переход от этнической общности, присущей прежнему племенному союзу, которая опиралась на кровно-родственные связи и систему военной демократии, к народности, основанной на общности территории, экономической жизни, языка, культуры. В этот период появляется и этническое самосознание, которое отражается в искусстве.

Укрепляется власть главы племенного союза. Он превращаестя в государя. Усиливается роль служилой знати, и необходимость держать в подчинении всю, в том числе завоевываемую, территорию способствует развитию государственной организации, становящейся теперь родоплеменной. В V — первой половине VI в. родоплеменная знать еще играла ведущую роль. К ней принадлежал и род общеплеменного царя, причем борьба за титул верховного правителя — сумэраги (тэнно) — в течение V—VI вв. велась между несколькими родами, хотя японские государи непрерывно наследуют титул государя внутри одного и того же рода. Сумэраги объединяли светскую и духовную власть, и слово мацуригото (так в древности называлось правительство) буквально означает «совершение мацури» — праздничного обряда, т. е, попросту отправление культа.