Всемирная история. Российская империя - [47]

Следующий круг ближе к центру составляли неправославные христиане. Европеизированная официальная Россия гарантировала отправление других христианских вероисповеданий и признавала их церковные организации. Запрет был наложен только на миссионерскую деятельность. Православная церковь лишь спорадически пыталась заниматься миссионерством среди неправославных христиан. Все это относится, в первую очередь, к этносам с собственной землевладельческой или городской элитой – к григорианцам (армянам), католикам (полякам) и лютеранам (финнам и прибалтийским немцам). А вот среди народов, состоявших преимущественно из крестьянских нижних слоев, – эстонцев, латышей, литовцев и белорусских католиков, – в XIX в. православная церковь неоднократно проповедовала. Униаты белорусы и украинцы вообще не признавались католиками, а считались отпавшими от православия еретиками. Поэтому их церковная организация была распущена в 1839 г. и окончательно запрещена в 1875 г.

С 60-х годов XIX в. царское правительство постепенно вводило ограничения в отношении церквей и духовенства некоторых неправославных христианских этносов, после чего частично перешло к языковой ассимиляционной политике. В первую очередь это затронуло поляков (а с ними и литовцев), что было реакцией на январское восстание 1863 г., и только в конце XIX – начале XX вв. последовали ограничительные меры по отношению к лютеранской церкви и немецкому языку в прибалтийских провинциях и к армянской церкви и ее школам.

Русификация и распространение православия были вызваны не только культурно-религиозными соображениями – здесь сыграл роль и критерий политической лояльности. Представления о недостаточной лояльности некоторых нерусских этносов, подозревавшихся к тому же в подрывных контактах с иностранными державами, породили введение ограничений националистического характера. По немцам, например, ударило образование немецкого Рейха в 1871 г., ставшего вскоре геополитическим соперником России.

Православные этносы империи составляли три внутренних круга. Конфессионально они были теснее связаны с государем, правящей династией и империей – православие еще с начала ХІХ в. провозгласили одним из трех ключевых принципов, на которых зиждилось самодержавие. Православная церковь была признана «ведущей и правящей» в Российской империи. Только она могла заниматься миссионерской деятельностью, а до 1905 г. тем, кто отпал от православной веры, грозило уголовное преследование.

Центром в системе концентрических кругов был, понятно, круг православных славян. Официально понятие «русский народ» объединяло всех восточных славян, а великороссам, малороссам и белорусам отводилась лишь категория «племен». Украинский и белорусский языки считались наречиями, потому ни письменность, ни высокоразвитая культура украинцев и белорусов, как и их элиты не признавались самобытными.

Противопоставление русских и украинцев стало проблемой с возникновением украинского национального движения, в эпоху возникновения во второй половине XIX в. современного русского национализма. Если русская нация в представлениях русского национализма объединяла всех восточных славян, то формирование нации и национальное движение украинцев, самой крупной по численности после русских этнической группы империи, непосредственно угрожало целостности русскойнации. Это стало причиной особенно жестокого преследования деятельности украинцев в области языка и культуры, что повлекло за собой запреты украинского языка в 1863 и 1876 гг. Что касается первого указа (Валуевский циркуляр), то очевидна его антипольская направленность. Как говорилось выше, правобережные украинцы, белорусы и литовцы с давних времен рассматривались в их связи с польской элитой; их культурные устремления трактовались как «польская интрига», а языковые запреты должны были охладить и мятежных поляков. Антипольскую направленность удара подчеркивало то, что ограничения коснулись не только украинского и белорусского языков, но и литовского – например, запрет «латинско-польских шрифтов» в сочинениях на литовском языке.

Несмотря на репрессивную языковую политику, до начала XX в. украинцы не находились в этой связи в центре внимания. Чаще всего правительство и общественность относились к ним как к лояльным малороссам либо бесхитростным крестьянам, хохлам. Русское правительство не верило, что украинцы в состоянии собственными силами сформировать нацию, ему казалось, что они способны только быть орудием в руках врагов России. Если из Малороссии исходила опасность, то виновны тому были прежде всего не украинцы, а Польша и позднее Австрия, преследовавшие, как считалось, цель превратить малороссов в мазепинцев.

Украинцы и белорусы, подвергавшиеся жестоким репрессиям как этносы, в то же время в гораздо меньшей степени дискриминировались как отдельные личности, если сравнивать с этносами внешнего круга. Украинцам и белорусам, официально считавшимся русскими, в принципе была доступна любая карьера – при условии, что они владели русским языком. Не чинились препятствия и детям, родившимся от смешанных браков русских и украинцев. Таким образом, украинцы не вычленялись и не ущемлялись ни по конфессиональным, ни по расовым соображениям. Это, однако, не означало, что к украинскому языку и культуре, к украинскому этносу в империи относились с должным уважением. Напротив, самобытность украинцев не признавалась, а их противники либо высмеивали их как хохлов, либо боролись с ними как с мазепинцами. Граница между центральным кругом великороссов и вторым кругом прочих православных восточных славян в XIX в. была нечеткой. Как говорилось выше, имели место различия между племенами и наречиями, которые, однако, становились столь заметны, что вопрос об этом задавался во время переписи населения 1897 г. В этой переписи отдельно фигурировали великороссы, малороссы и белорусы.