Всемирная история поножовщины: народные дуэли на ножах в XVII-XX вв. - [241]

Ещё одним фактором, который следовало бы упомянуть, стало отсутствие в России рыцарской культуры, а, следовательно, не было и необходимого для появления дуэлей моделеобразующего слоя — то есть, класса, прослойки или социальной группы, служащей образцом для подражания. В отличии, скажем, от стран Средиземноморья, где долгие столетия рыцарство со своим кодексом чести являлось доминирующим классом, и где низшие классы копировали их этические нормы, традиции и ритуалы. Как я уже говорил, тут нет знаков плюс или минус, это специфика процесса исторического развития, который, как известно, двигался весьма извилистыми путями. Так, например, Норберт Элиас в работе «О процессе цивилизации» отмечал, что также и в Китае моделеобразующим слоем стал не класс воинов, а миролюбивое учёное чиновничество. Мне могут возразить, что, скажем, на Ионических островах рыцарство как моделеобразующий слой также отсутствовало. Да, это верно. Своя островная аристократия на дуэлях не дралась. Но нельзя забывать, что многие столетия там безраздельно царила воинственная Венецианская республика. Что оставило свой след не только в менталитете ионийцев, но также и в островной моде, и в оружии. На многочисленных гравюрах и литографиях мы видим ионийцев, одетых в венецианские костюмы, с венецианскими масками на лицах и с генуэзскими ножами в руках.

И, разумеется, архиважным фактором является интерпретация концепции личной чести в России в XVII-XVIII веках — в эпоху расцвета народных дуэлей в странах Запада. Привить гражданам государства российского персонифицированное чувство чести — той самой личной чести европейского образца, безуспешно пытался ещё просвещённый государь Пётр Алексеевич в первой четверти XVIII столетия. Однако все его усилия оказались тщетны. Даже дворянство и офицеры встретили личную честь — этот диковинный заморский продукт, достаточно холодно, и, как заметила Нэнси Коллманн, рассматривали её как ненужную иностранную аффектацию. Крайне любопытное свидетельство мы находим в работе «Россия при Петре Великом», изданной на русском языке в 1874 г. Это воспоминания Иоганна-Готгильфа Фокеродта — секретаря прусского посольства в России в 1717–1733. Так в 1737 году Фокеродт писал: «Вообще изо всех иноземных выдумок для Русских нет ничего смешнее, как если станешь говорить им о чувстве чести… От того-то Петр 1-й ни при одном своем Указе не нашел такой охотной покорности, как при запрещении поединков, да и по сю пору никто из Русских Офицеров не подумает требовать удовлетворения бесчестия, нанесеннаго ему равным лицом, а строго следует предписанию Указа о поединках, повелевающаго оскорбленной стороне подавать в подобных обстоятельствах жалобу…». Конечно, факторов значительно больше, и здесь я привёл лишь основные и самые существенные из них.

Поножовщины для России явление нехарактерное, и их появление тесно связано с распространением хулиганства и с общей маргинализацией общества в первом десятилетии XX века. Основные факторы, способствовавшие появлению в России деревенского и городского хулиганства, я постарался достаточно подробно изложить в главе, посвящённой финской ножевой культуре. Кстати, большую часть произведений о «верной финке», которые сторонники теории «традиционного русского ножевого боя» любят использовать в качестве иллюстраций, якобы свидетельствующих о древности традиций, учёные-фольклористы и культурологи относят к дворовому «эпосу» 30-50-х годов XX столетия.

Существует множество фундаментальных работ, рассматривающих и анализирующих все аспекты истории поединков в России. Это труды Ю. М. Лотмана, книги А.В Вострикова, А. Кацуры, Р Хоптона, И. Рейфман, и фундаментальное исследование интерпретации личной чести в России Н. Ш. Коллманн. Поэтому, подробней останавливаться на всех многочисленных факторах я не стану.

Также уместно будет рассмотреть распространённое в определённых кругах мнение об абсолютной бесполезности опыта ножевого боя народов Средиземноморья применительно к «современным реалиям». Так как мне нередко приходилось сталкиваться с этой точкой зрения, остановимся на этом утверждении подробней. Как читатель мог заметить, большинство культур поединков на ножах в течение всех пяти веков своего существования, были преимущественно городскими. Чем же так кардинально могли отличаться люди европейских мегаполисов XVII или XIX столетия от наших современников? Антропометрическими данными? Да нет, в среднем и рост и вес, а также скорость рефлексов соответствовали нашим параметрам. Человеческая анатомия за последние пятьсот лет тоже не менялась — всё те же мышцы, связки, сухожилия, кровеносные сосуды и внутренние органы. Всё те же массивные кровопотери при перебитой подключичной или бедренной артерии, как и от удара сикой траекса две тысячи лет назад и всё те же перитониты от удара современной «Спайдеркой» в живот, как и в XVIII веке от удара навахой. И жили они в таких же каменных многоэтажных коробках на улицах мегаполисов. Надевали такие же брюки, куртки и пальто, курили всё те же трубки и сигары. Носили большие ножи там, где это позволял закон, и складные скрытого ношения там, где закон был более суров. Их родные города также задыхались от преступности, улицы были забиты асоциальными иммигрантами, а кровавые межэтнические конфликты были привычным антуражем повседневной жизни. Так в чём же выражаются эти загадочные «современные реалии», позволяющие отбросить прекрасно описанный и кодифицированный опыт многих поколений искусных бойцов, накопленный в течение столетий? Уже и не говоря об игнорировании такого бесценного источника информации, как живая и непрерывная традиция. На самом деле, история о некой исключительности и уникальности «современных реалий» не более чем миф, заботливо культивируемый отцами-основателями всевозможных «смертоносных» доморощенных систем ножевого боя, появившихся в последнее десятилетие на волне моды и интереса к этому направлению боевых искусств.