Всем смертям назло - [9]

Услышав доклад из первого отсека, инженер-механик А. М. Крамаренко с молчаливого согласия командира бегом бросился туда. Ведь он на лодке самый знающий человек в вопросах борьбы за живучесть корабля, учил этому делу весь экипаж. Едва Крамаренко проскочил в отсек, дверь наглухо задраили, чтобы не дать воде распространиться по лодке. При этом ни у кого из моряков первого отсека даже мысли не возникло, что им самим отсюда не уйти, если не удастся заделать пробоину.

Торпедист И. Румянцев и трюмный В. Литвинюк пытались добраться до разошедшегося шва. Твердая струя воды отбрасывала их назад, но они снова и снова лезли к борту, стараясь срезать струю у самого основания деревянным клином, а затем закрепить его специальной распоркой. Инженер-механик был тут же — помогал, советовал, показывал.

Отяжелевшая лодка лежала на грунте. Вокруг рвались глубинные бомбы. Из первого отсека донесений не поступало. Минуты казались бесконечно длинными. Наконец Крамаренко доложил по переговорной трубе, что пробоина заделана.

Афанасьев с облегчением взглянул на часы и удивился: оказывается, времени прошло совсем мало, считанные минуты.

Инженер-капитан 3 ранга Крамаренко вернулся на свое место в центральный пост мокрым с головы до ног. Руки у него были в крови, под правым глазом темнел большой синяк. Но он был доволен, что с течью удалось справиться быстро и лодка в конечном счете набрала не так уж много лишней воды. Всплывать будет можно, а это главное.

Командир объявил благодарность участникам борьбы за живучесть корабля, отметил их мужество и хорошее знание дела.

А глубинные бомбы рвались уже далеко.

Ночью «Щ-304» всплыла и, получив по радио приказ возвращаться в базу, взяла курс на восток, в обратный путь через противолодочные заграждения. Однажды ее атаковала вражеская подводная лодка, но безуспешно: Афанасьев мастерски уклонился от торпед.

Вот что мы узнали из рассказа Якова Павловича Афанасьева, командира подводной лодки «Комсомолец», первой проложившей путь через Финский залив и открывшей счет боевых побед балтийских подводников летом 1942 года. Мы сделали главный вывод: опасностей много, но они преодолимы, топить врага можно.

С этим настроением и пошли в свой первый боевой поход.

Провожать нас собралось много друзей. Все мы, конечно, волновались, покидая базу. Волнение это у каждого проявлялось по-разному: у одного проскальзывало в острой матросской шутке, у другого в чересчур беззаботной улыбке, у третьего в долгом прощальном пожатии рук… Но вот прозвучала команда:

— По местам стоять, со швартовов сниматься!

Это было 4 июля 1942 года в 22.00…

На следующие сутки мы прибыли на рейд острова Лавенсари (ныне он называется Мощный). Этот небольшой, весь в зелени островок был тогда форпостом нашего Балтийского флота. Отсюда уходили советские подводные лодки к вражеским берегам. Здесь мы получили последние инструкции и сведения об обстановке в заливе. Моряки островного гарнизона последними пожелали нам счастливого плавания.

Финский залив форсировали в подводном положении. Всплывать даже для зарядки аккумуляторной батареи было чрезвычайно опасно. Ночью над заливом было почти так же светло, как днем, и подводную лодку на поверхности могли в любую минуту обнаружить дозорные корабли противника. Ох, уж эти белые ночи! Когда-то мы восхищались их непередаваемой красотой, воспетой Пушкиным. Теперь же подводники дружно проклинали этот немеркнущий свет, не суливший нам ничего, кроме беды.

Тревожная тишина воцарилась в отсеках, когда лодка вошла в зону минных заграждений. Много лет прошло с тех пор, но и сейчас еще помню, как командир отделения торпедистов Алексей Иванов по переговорной трубе доложил дрогнувшим, приглушенным голосом:

— По левому борту трение о корпус!

Скоро и мы в центральном услышали этот звук Казалось, чья-то огромная рука ощупывала наружную обшивку лодки, скреблась в наглухо задраенные люки. Этот леденящий душу звук заставил окаменеть всех. Смертельная угроза нависла над нами.

Стальной трос — минреп, удерживающий мину на якоре, задел корпус лодки в районе носовых горизонтальных рулей. Корабль медленно продвигался вперед, и минреп уже терся об округлые борта — були. У всех перехватило дыхание, лица покрылись потом, никто не мог вымолвить ни слова. Минреп продолжал пронзительно скрежетать, скользя вдоль борта к корме. Помощник командира и вахтенные центрального поста, вслушиваясь в этот скрежет, безмолвно поворачивали голову вслед за перемещающимся звуком, мечтая только об одном: чтобы минреп не зацепился за кормовые горизонтальные рули или винты.

Застопорили левый электродвигатель, чтобы стальной трос не затянуло в винт. Переложили руль влево. Томительное ожидание. Что будет дальше? Лодка медленно отворачивала влево и продвигалась вперед.

Наконец скрежет оборвался. Лица людей повеселели. Командир отделения трюмных, стоявший рядом со мной, облегченно вздохнул, словно с его плеч свалилась огромная тяжесть. Откровенно говоря, то же чувство испытывал и я.

Из двери радиорубки высунулась голова матроса Широбокова. Он весело подмигнул всем в центральном и, фальшивя, запел потихоньку: