Вселенский расконвой - [41]

Послышалась возня, увесисто упало тело, и кто-то омерзительно запел:

А все потому, что мы пилоты

И небо – это наш родимый дом.

Первым делом мы испортим самолеты.

Ну, а девушек оттрахаем потом…

Песня тут же иссякла, вяло излился мат, и в эфире повисла мертвая тишина. Однако ненадолго. Тут же ее нарушил Мочегон, как бы в продолжение разговора он хрипло спросил:

– Так, значит, говоришь, распогодилось? Без балды? А то очень бы не хотелось жопу мочить. Впрочем, рога мочить[34] куда как хуже. В общем, запрессовали, только свистни – сойдем с орбиты. Наколку на координаты подгони…

– Все будет тебе вовремя и в полном объеме. Настраивайся на завтра, – заверил его Тот, связался с Шамашем, «Избушкой» и всеми прочими, со вкусом пообедал и начал думу думать. Не в одиночку, коллегиально, точнее говоря, на пару с мудрейшим Имхотепом. Тот даром что полулулу, то бишь из грязи в князи, географию учил отчетливо, да и во всех прочих науках разбирался изрядно. Да уж как изрядно – вон какого Сфинкса отваял. Так что недолго совещались Тот и Имхотеп, струили потоки мудрости, насиловали ГЭВН – быстренько пришли к консенсусу, гениальному, как все простое. Приземляться было решено на Горе Спасения[35], к ней, судя по пеленгатору, крепко держало курс судно Зиусурды. А что – склоны пологие, рельефы каменистые, имеются ровные просторные площадки – планетоиду сесть просто делать нечего. Да при отличной видимости, нулевой турбулентности, знании деталей…

– Как там говорит Мочегон-то? Сядем усе, – резюмировал Тот, запустил программу и посмотрел на Имхотепа. – Ну что, дорогой коллега, делу время, потехе час. Пусть ГЭВН работает, она теллуриевая. А нам не мешало бы развлечься, активно отдохнуть. Как насчет реванша, первого хода и двух ладей форы? А?

«И петушиного солирования под столом», – подумал Имхотеп, вздохнул, однако же ответствовал с улыбкой:

– Для вас, дорогой учитель, что угодно.

Действительно, для Тота, друга и наставника, он был готов на все.

И вот настало следующее утро.

– И смотри, чтобы без эксцессов у меня. Помни, кого везешь, – Тот взглянул на ответственного орлана, тот – на пилота-подорлика, подорлик – на экран ГЭВН:

– Есть готовность. Даю отсчет. Девять, восемь, семь, шесть…

Разом проснулись двигатели, рыкнули с энтузиазмом, дали выхлоп и тягу. Планетоид вздрогнул, сошел с орбиты, начал по касательной приближаться к Земле. Летающей тарелкой ввинтились в атмосферу, включили торможение, исполнили маневр и по крутой параболе, с уркаганским свистом принялись заглубляться в плотные слои. Внизу, ярко освещаемая солнечными лучами, влажно голубела поверхность планеты. Вот именно влажно – пятен континентов не было и в помине, лишь один сплошной безбрежный океан. Точками, кляксами, оазисами тверди в водной этой пустоши кое-где виднелись горы – вершины, отроги, скалистые хребты, – то немногое и многострадальное, что осталось после Потопа. А вот и она, Гора Спасения, сверху весьма напоминающая почку тринопли. Вот она стала размером с креманку, с блюдце, с тарелку, с тазик для бритья, и наконец, словно теряющая голову красавица, открылась для взоров во всей своей красе: два внушительных, напоминающих груди пика, пара голубых очей озер, тайна девственной укромности расщелин, роскошь линий и рельефность форм. А вообще-то дамочка была еще та, в теле, о лобок такой и захочешь не порежешься[36]. И, как видно, общительная, по-хорошему компанейская, не чурающаяся коллектива амелулулу: кое-где над отрогами, как сигналы маяков, поднимались в небо струями белые дымы. Это жгли сырое дерево в племени своих костров выжившие – те, кто вовремя успел, добежал, верно сориентировался, стойко переждал. Не поддался катаклизму, уничтожившему цивилизацию.

«Какая вариативность, какая приспособленность, какой стойкий получился вид», – Тот глянул на экран, не без гордости вздохнул и перевел взгляд на подорлика, мучающего сканер:

– Ну?

– Готово, Ваша Мудрость. Есть контакт. ГЭВН дает добро. – Тот почтительно кивнул, взялся за штурвал и с силой надавил ногой педаль хода. – Поехали.

Зависший планетоид вздрогнул, качнулся влево и начал опускаться вертикально вниз – на ровную, напоминающую плешь скалистую площадку, когда-то это был альпийский луг, но ливни смыли грунт. Рыкнули прощально двигатели, клацнули приветственно упоры, мягко ушла в сторону массивная крышка люка. Внутрь планетоида, согревая душу, ворвался прохладный воздух, густо запахло ветром, влагой, озоном и надеждой.

– М-да. – Тот вышел первым, спустился по трапу, коснулся ногами земли. – Давно мы дома не были.

Так и сказал – «дома», с чувством, с интонацией сказал.

– Да уж, – согласился Имхотеп, радостно кивнул и шумно потянул ноздрями воздух. – Вы не поверите, дорогой учитель, но там, на орбите, меня так мучила ностальгия. А кроме того, меня мучила…

Он не договорил – грохнуло, рявкнуло, клацнуло, и на поляну заявился Мочегон, следом прибыл планетоид Шамаша, стали дружно приземляться остальные.

Лишь один челнок не влился в коллектив, вернее, конкретно не вписался в траекторию – чертом вывалился откуда-то свысока и, как мешок с дерьмом, впечатался на брюхо. Открылся люк, раздался мат, и на свет божий появился Гибил, причем не только появился, но и сразу же взял мощный старт. За ним, играя резонансным палашом, с напором припустил Нинурта. «Я тебе, сука, покажу, дай порулить!» – орал он. Только зря орал, поигрывал и бежал – упал, видимо, сказалась перемена силы тяжести…