Вселенная Айн Рэнд: Тайная борьба за душу Америки - [87]

Мошенничества более мелкие, множество нечистых дел — начиная от взяток за право заниматься муниципальными облигациями и заканчивая надувательством инвесторов и покупателей прямо в торговом зале фондовой биржи, — всегда были на Уолл-стрит обычным делом, и рынок никак не реагировал десятки лет. Некоторые виды обмана были особенно широко распространены, когда Гринспен написал «Посягательство на неприкосновенное». То были обычные методы ведения бизнеса.[189] Недавняя история породила новые примеры того, как отдельные личности и компании получают прибыли, упорно пренебрегая нормами морали, и им все сходит с рук. Кредитный разгул, финансовый кризис и последовавшие затем скандалы дают нам сотни, даже тысячи примеров того, что капитализм не в состоянии надзирать за собой сам.

В основу своих доказательств Г ринспен, как это ни иронично, кладет утверждение, что бизнесмены по большому счету нечестны и что регулирование только лишний раз заставляет их проявлять свои худшие стороны. «Минимальные стандарты имеют тенденцию становиться максимальными», — утверждает он. По логике Гринспена, именно регулирующие органы, а не сами бизнесмены виновны в нарушении этических норм, которые происходят постоянно, потому что «регуляция, которая неизменно основана на насилии и страхе, подрывает нравственную базу сделки». Отголосок этой точки зрения звучит в высказываниях ультраправых (я часто слышал что-то подобное от участников «Чаепития»): именно политика правительства и регуляция, а не банки виноваты в финансовом кризисе 2008 года. Согласно Гринспену, будущему регулятору банковской системы, люди, занятые работой, которую ему вскоре предстоит направлять, подвержены коррупции. Даже введение строительных норм, уверяет он, приводит к обратному результату: «Получается дешевле подкупить строительного инспектора, чем выдерживать стандарты строительства. Фирма-однодневка, которая занимается ценными бумагами, может быстро выполнить все требования Комиссии по ценным бумагам и биржам, убедить всех в своей надежности и некоторое время „доить“ клиентов». Это последнее утверждение — истинная правда, и скандал с Мейдоффом тому подтверждение. Однако странно слышать, будто уничтожение всякого вида регулирования и регулирующих органов вместо улучшения качества их работы — лучший способ покончить с мошенничеством на рынке ценных бумаг.

Простой способ разобраться со слабыми регулирующими органами и регулирующими законами — нанять лучших исполнителей и написать более эффективные законы. Но у Гринспена есть лучший рецепт: он предлагает избавиться от них вовсе. «В нерегулируемой экономике, — пишет он, — тот, кто занимается ценными бумагами, вынужден будет потратить несколько лет, совершая признанные сделки, прежде чем сможет завоевать такую репутацию, чтобы ему поверило значительное число инвесторов, готовых поручить ему свои капиталы». Есть, правда, одна проблема, которую Гринспен не учел: мы не живем в нерегулируемой экономике, на свете никогда не было нерегулируемых экономик, и существует нулевая вероятность того, что они когда-нибудь появятся. А подобные разглагольствования могут использоваться — и используются — для того, чтобы ослабить регулирование современной регулируемой экономики.

Гринспен наверняка за свою жизнь наблюдал достаточно скандалов в мире бизнеса, доказывающих, что преследование личных интересов зачастую подталкивало бизнесменов к нарушению закона и попранию чужих прав и не менее часто приводило их к гибели. Но, по мнению Гринспена, не все так очевидно. Его неприятие регулирования имеет идеологический характер, даже религиозный, как заключил бы Альберт Эллис. Оно основано не просто на нравственности неогосударствленного капитализма, но и на безнравственности капитализма огосударствленного. Его убеждение, закрепленное в «Капитализме» как официальной доктрине объективистов, состоит в том, что правительственное вмешательство в бизнес — не просто плохая общественная политика, но и откровенное зло, форма физического насилия.

Излагая эти мысли в своем эссе, Гринспен добавляет пафоса, и в результате сотрудники регулирующих органов у него делаются похожими не на безропотных правительственных бюрократов, зачастую подверженных влиянию корпораций, а скорее — на грубых энкавэдэшников. «Какие бы эвфемизмы ни использовались в правительственных пресс-релизах, результат один: в основе регулирования лежит вооруженное насилие. Под необозримой горой бумаг, которая неизбежно возникает при всех видах регулирования, лежит пистолет». Это был любимый конек Рэнд, а еще — Брука и прочих рэндианцев, которые продолжают скакать на нем и по сей день.

Эта метафорическая «пушка» постоянно сбивала меня с толку. Я видел множество регулирующих органов в действии и время от времени наблюдал на них налет талька, но никогда — пороха. Так или иначе, компании, большие и маленькие, нарушали государственные законы, но с ними ничего не случалось. Так было во времена юности Гринспена, когда он, молодой блистательный экономист, сидел на диване в гостиной у Рэнд. Безусловно, именно так обстоят дела и поныне.