«Всех убиенных помяни, Россия…» - [116]

Шрифт
Интервал

Я абсолютно ничего не имею против Каутского, Плеханова, Чернова. Каждый добывает себе кусок хлеба по способностям: один фальшивые деньги делает, другой книги о социализме пишет.

Во время оно многие из нас, низенько сняв шапку перед околоточным надзирателем и не получив ответа, сразу становились идейными социалистами и, плотно закрыв ставни, штудировали Каутского или Чернова.

— Передовой русский интеллигент не может мириться с рабством царизма. Приходится хоть по книжкам помечтать о власти трудовой демократии. Дуня, закрой на замок парадную дверь и на засов кухонную…

Но одно дело мутными от сытого обеда глазами пробегать черновскую натпинкертоновщину, и совсем другое — говорить о тех же «научных трудах», обедая через два дня в третий.

Там, в России, в теплом кабинете, с сигарой во рту — это было блажью, тем, что называется «с жиру беситься». Как при крепостном праве каждому уважающему себя помещику на ночь чесали пятки, так в годы «царского гнета» было принято нет-нет да и почесать обломовскую душу страшными словами подпольщиков.

Здесь, в эмиграции, это просто глупо.

— На кой, извините, черт глубокоумные рассуждения господина Чернова об эсеровских возможностях в России, когда Россия-то сама — ау, поминай, как звали?

— Какая цена полуболыпевистским завываниям Каутского о революционной демократии, когда последняя в поте лица своего потрудилась над рытьем могилы и нашей стране, и самой себе, и нам с вами?

Останься от былой России хоть что-нибудь — гробокопательные упражнения Чернова и Каутского можно было бы если и не простить, то хотя бы понять: идейный человек доводит свое дело до логического конца. Раз гробокопательное ремесло кормит и поит, то, ясно, надо зарыть в коммунистическую яму последний кусок России, мозолящий глаза мэтрам социализма, иностранного и отечественного производства.

Но в том-то и дело, что уже давно всю Россию живьем зарыли и демократические панихиды справили. Для чего же тогда все это:

— Плеханов говорил, что…

— Да, но Каутский на странице сто шестьдесят второй…

— Виноват, это мой карман. Гамбургский съезд социал-демократической…

Для чего дурманить свои головы пустозвонными параграфами, примечаниями, оговорками, дискуссиями, всей этой глубоко неправой и глубоко преступной болтовней, когда уже семь лет тому назад надо было поставить вопрос прямо:

— Вам дорого будущее России? Вам дорого будущее ваших детей? Если да, то спасайте вашу страну и ваших детей, тонущих в море крови.

А Чернов сам себя спасет. К тому же такое золото обычно не тонет.

>(Новые русские вести. 1925. 27 февраля. № 357)

Кронштадтское восстание

Пять лет тому назад, 1 марта 1921 года, волны радио и телеграфные провода разнесли по всему миру известие до сих пор еще не достаточно оцененного значения: об антикоммунистическом восстании в Кронштадте.

Вооруженный «бунт» в стенах крупнейшей морской крепости, защищающей подступы к «красному Петрограду», остается и поныне совершенно неосвещенным. И поныне темным для широких кругов остается вопрос, почему кронштадтские матросы, недавняя «краса и гордость октябрьской революции», первые ласточки большевистской весны, неожиданно выступили против творцов этой сомнительной весны.

В то время как все перипетии второй русской революции, все «белогвардейские авантюры», от генерала Корнилова до генерала Врангеля, нашли свое отражение и толкование в бесчисленных записках их участников или наблюдателей, восстанию в Кронштадте посвящена только маленькая брошюра Петриченки (председателя Кронштадтского Революционного Комитета) — «Правда о кронштадтских событиях» (1921). Помимо того, что многие активные участники взрыва 1 марта называют эту брошюру «неправдой о кронштадтских событиях», она слишком субъективна, кратка и, пожалуй, безграмотна.

На днях мне передан богатый материал по истории кронштадтского восстания, все семнадцать номеров «Известий Революционного Военного Совета», подлинники приказов, ряд прокламаций и воззваний. Эта, ставшая уже библиографической редкостью, литература, дополненная собранными мною показаниями виднейших участников восстания, дает более-менее точную картину того, что произошло пять лет тому назад в Кронштадте.

В эмиграции принято думать, что волнения в Кронштадте были вызваны эсерами. Большевики до сих пор утверждают, что «кронштадтский бунт — дело рук бежавших монархистов и Антанты». В действительности же «мятежа» этого никто не подготовлял…

Он зародился стихийно.

Матросы со дня советского переворота считали себя, не без основания, «творцами октября». В первое время столь исключительная роль «красы и гордости» и связанные с ней матросские привилегии никем не оспаривались. Командный состав флота вынужден был смотреть сквозь пальцы на все прогрессирующий развал боеспособности судов, на крайнюю распущенность экипажа с его вечно пьяными, надушенными, увешанными крадеными медальонами, унизанными такими же кольцами матросами.

«Белогвардейские авантюры», иностранная блокада, угроза английского флота берегам советской России заставили реввоенсовет принять крутые меры. «Красу и гордость» цепями жестокой дисциплины приковали к кораблям. Из чрезвычаек, заградительных отрядов и других злачных учреждений советская метла выгнала матросскую молодежь в строй. «Братушки» заволновались. Привольного житья, безделья, пышных оргий в петроградских притонах «красе и гордости» не хотелось лишаться без боя.


Еще от автора Иван Иванович Савин
Лимонадная будка

«Хорошо, Господи, что у всех есть свой язык, свой тихий баюкающий говор. И у камня есть, и у дерева, и у вон той былинки, что бесстрашно колышется над обрывом, над белыми кудрями волн. Даже пыль, золотым облаком встающая на детской площадке, у каменных столбиков ворот, говорит чуть слышно горячими, колющими губами. Надо только прислушаться, понять. Если к камню у купальни – толстущий такой камень, черный в жилках серых… – прилечь чутким ухом и погладить его по столетним морщинам, он сейчас же заурчит, закашляет пылью из глубоких трещин – спать мешают, вот публика ей-Богу!..».


Валаам – святой остров

«…Валаам – один из немногих уцелевших в смуте православных монастырей. Заброшенный в вековую глушь Финляндии, он оказался в стороне от большой дороги коммунистического Соловья-Разбойника. И глядишь на него с опаской: не призрак ли? И любишь его, как последний оплот некогда славных воинов молитвы и отречения…».


Стихотворения. Избранная проза

Имя Ивана Савина пользовалось огромной популярностью среди русских эмигрантов, покинувших Россию после революции и Гражданской войны. С потрясающей силой этот поэт и журналист, испытавший все ужасы братоубийственной бойни и умерший совсем молодым в Хельсинки, сумел передать трагедию своего поколения. Его очень ценили Бунин и Куприн, его стихи тысячи людей переписывали от руки. Материалы для книги были собраны во многих библиотеках и архивах России и Финляндии. Книга Ивана Савина будет интересна всем, кому дорога наша история и настоящая, пронзительная поэзия.Это, неполная, к сожалению, электронная версия книги Ивана Савина "Всех убиенных помяни, Россия..." (М.:Грифон, 2007)


Меч в терновом венце

В 2008 году настали две скорбные даты в истории России — 90 лет назад началась Гражданская война и была зверски расстреляна Царская семья. Почти целый век минул с той кровавой эпохи, когда российский народ был подвергнут самоистреблению в братоубийственной бойне. Но до сих пор не утихли в наших сердцах те давние страсти и волнения…Нам хорошо известны имена и творчество поэтов Серебряного века. В литературоведении этот период русской поэзии исследован, казалось бы, более чем широко и глубоко. Однако в тот Серебряный век до недавнего времени по идеологическим и иным малопонятным причинам не включались поэты, связавшие свою судьбу с Белой гвардией.


Трилистник. Любовь сильнее смерти

«…Угол у синей, похожей на фантастический цветок лампады, отбит. По краям зазубренного стекла густой лентой течет свет – желтый, в синих бликах. Дрожащий язычок огня, тоненький такой, лижет пыльный угол комнаты, смуглой ртутью переливается в блестящей чашечке кровати, неяркой полосой бежит по столу.Мне нестерпимо, до боли захотелось написать вам, далекий, хороший мой друг. Ведь всегда, в эту странную, немножко грустную ночь, мы были вместе. Будем ли, милый?..».


Валаамские скиты

«Хорошо на скитах! Величественная дикость природы, отдаленный гул Ладоги, невозмутимое спокойствие огромных сосен, скалы, скалы, скалы… Далеко монастырь. Близко небо. Легко дышится здесь, и молиться легко… Много, очень много на Валааме пустынь и скитов, близких и далеких, древних и новопоставленных…».


Рекомендуем почитать
Интервью с Жюлем Верном

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


С людьми древлего благочестия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Воспоминания, портреты, статьи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Под прицелом. Бывший разведчик разоблачает махинации БНД

От переводчика Федеральная разведывательная служба рассматривает себя как элитарная структура. Но, по мнению бывшего разведчика Норберта Юрецко, в своем нынешнем виде она просто не имеет права на существование. Автор, не понаслышке знакомый с внутренней "кухней" Службы разоблачает в своей новой книге, которая является продолжением его предыдущего, и тоже написанного совместно с журналистом Вильгельмом Дитлем произведения "Условно пригоден к службе", шпионское ведомство, превратившееся в "государство в государстве".


О культе книг

Основой трехтомного собрания сочинений знаменитого аргентинского писателя Л.Х.Борхеса, классика ХХ века, послужили шесть сборников произведений мастера, часть его эссеистики, стихи из всех прижизненных сборников и микроновеллы – шедевры борхесовской прозыпоздних лет.


Выступление в Итонском колледже

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.