Всего один год - [133]

– Ну, я бы не ставил вопрос так так жёстко…- Потирая подбородок, начал, было, Джакус, но Лидочка перебила его:

– Зато – конкретно. И – без неожиданностей. Надеюсь. Так как – идём?- И пришельцы, вздохнув, направились к двери. Я обнял Лидочку за плечи и, поцеловав в мочку уха, шепнул:

– Ты знаешь… А я бы не возражал… В перерывах между вальсами и танго… иметь тебя на столе посреди зала на виду у всех…- Я явно наглел – ещё вчера я бы не посмел такое и подумать, не то что произнести, но Лидочка, нежно прижавшись ко мне, взглянула в глаза и слегка отрезвляюще тихо спросила:

– После каждого танца?- Я кивнул веками.

– Из ста?…- Озорно улыбнулась она. Я снова кивнул.

– Тогда пошли скорее,- она зашептала, обвив мою шею руками,- а то страшно хочется попробовать…

– Но ты же обещала…- Попытался отшутиться я, помогая ей влезть в шубку.

– Ну и что?- В глазах её играли бесенята.- Помечтать-то можно…- Вдруг со вздохом произнесла она и, чмокнув меня в нос, выскользнула из комнаты. Пока я возился с замком, она догнала ребят и теперь они держали лифт, ожидая, пока я добегу до них. Надо сказать, что это была не самая лучшая идея: "Ункария" – почти приличная гостиница и бегущий по коридору человек особо положительных эмоций ни у кого не вызывает. С трудом снеся гнёт нескольких осуждающих взглядов, я влетел в лифт. Двери тут же захлопнулись.

– Жарко тут что-то…- Лидочка распахнула шубку и передёрнула плечиками, как бы пытаясь её стряхнуть. Шубка повисла на локтях. Трое мужчин непроизвольно переглянулись и я почувствовал себя неуютно. Совсем неуютно. Я даже разозлился на неё. А Джакус откровенно любовался ею – от души. Как бы компенсируя себе отрицательные эмоции, порождаемые плачевным состоянием его носа… Ощутив, как лифт снизил скорость, Лидочка сокрушённо вздохнула и, водворив шубку на место, нехотя запахнулась. Второй этаж. Мы вышли.

– Мы ждём Вас внизу,- глухо пробасил из-под своего бандажа Джакус. Как только двери захлопнулись и они скрылись, я взял Лидочку за плечи и резко повернул лицом к себе.

– Послушай, подруга…- Каким-то совершенно неестественным голосом сказал я, ещё не прийдя в себя после её последней выходки.- Что ты, собственно, вытворяешь?- Лидочка, подставившая, было, губки для поцелуя, медленно разочаровывалась. Постепенно лицо её из озадаченного стало каким-то совершенно убитым и жалким в своей нерешительности и неумении выбрать, как поступить…

– Знаешь, Анри…- Наконец осторожно произнесла она.- Давай договоримся так… Ты прекрасно понимаешь, что поймал эту птичку в свои сети…

– Которые не ставил…- На всякий случай уточнил я.

– Это неважно,- поморщилась Лидочка.- Так вот… Суть этих сетей состоит в том, что я есть твоя раба…- Медленно, почти по слогам произнесла она.- По крайней мере – до тех пор, пока осталось это чувство… Которое я совершенно не хочу в себе подавлять…- Она задумалась.- Да и не уверена, что сумею, если вдруг решусь попробовать…- Вздохнула она наконец.- Из этого следует, по меньшей мере, то, что я буду такой, как ты хочешь…- Она подняла на меня глаза, наполненные какой-то собачьей преданностью.- Хочешь – буду шлюхой… Хочешь – примерной классической женой… Хочешь – вообще будем заниматься сексом только ради зачатия детей… А хочешь – придумывай сам всё, что тебе угодно: я сделаю так, как ты скажешь. Только…- Она склонила голову набок, голос стал жёстким и как-то неестественно зазвенел,- только не требуй от меня невозможного… Я не могу быть сегодня одной, а завтра – совсем другой. Я не паяц… не проститутка… и не машина. Я человек. Который есть существо инертное. Очень инертное. И, если этот человек готов изменить ради тебя свою систему взглядов, своё поведение – то ты подумай, пожалуйста, каким бы ты хотел его видеть. Хорошенько подумай… Потому, по крайней мере, что измениться… вот так… в корне… можно, наверное, один лишь раз в жизни… если возможно вообще. Может, и два раза – не знаю, не пробовала. Но – вряд ли больше. Поэтому – давай-ка играть в такие игры с одного раза…- И она нерешительно подняла на меня взгляд, полный какого-то величайшего достоинства человека, которого в ответ на его готовность принести себя в жертву пытаются сделать рабом. Послушным рабом. Готовым меняться в угоду минутным прихотям хозяина. Её гордость вскипела. А я почувствовал себя идиотом. Полным идиотом. Поощрял? Да. О чём думал? Ни о чём. Получил? Да. А что, собственно, она сделала? Она показала ребятам что-то, чего раньше они не видели? Нет. И, потом – не ты ли только что поощрил её на гораздо более смелое поведение в их обществе? Так чего же ты хочешь, Анри?

– Так чего же ты хочешь, Анри?- Как будто эхом вторя моим мыслям, шёпотом спросила она. Я упал… Я упал перед ней на колени и плакал, умоляя простить. Она только отрешённо гладила меня по голове.

– Пойдём, люди идут…- Вдруг сказала она. Я оглянулся – вокруг никого не было. Но она была права. Безусловно права… Никому не должно быть никакого дела до наших чувств, наших проблем, наших противоречий, наших слёз… Я поднял лицо и что-то капнуло на меня сверху. Слезинка? Я присмотрелся и мне стало откровенно жаль её – столь готовую любить и жаждущую любви женщину, которую угораздило втюриться в такого идиота…