И слушатели отвечали на его песни припевом:
— Пора вам снова в путь!
— Мне пришел черед надеть красный мундир, — сказал молодой крестьянин, — через месяц в поход, но у меня есть деньги, и я хочу откупиться. Тысячу риксдалеров ассигнациями на бочку! Как вам такое предложение?
Тысяча риксдалеров ассигнациями! Какой аромат исходил от этих бумаг, аромат, который наполнял сердце мечтой о богатстве. Бедолага портной смотрел в окно на кроны лип, и ему чудились на них не зеленые листья, а белые бумаги, сильнее всего волновавшие его сердце.
За пределами усадьбы, неподалеку от кузницы, и сейчас виден толстый пень могучего дуба. В те времена старое дерево еще было цело; железный крест, уцелевший со времен католичества, был укреплен на его стволе. Когда испанцы в 1808 году занимали Фюн, это дерево было для них придорожным распятием, алтарем под открытым небом, перед которым они преклоняли колени и читали свои молитвы. Смуглые люди, стоя на коленях на свежей траве, с верой и надеждой устремляли свои темные глаза на крест, священник стоял впереди, и звучала молитва на незнакомом мелодичном языке. Теперь дерево было уже не то, что прежде: в прошлом году в него попала молния и убила в нем жизненную силу, единственная зеленая ветка торчала среди других, голых и иссохших. Дорогу требовалось расширить, и старый дуб решили срубить. Топор уже глубоко вошел в ствол, обвязанный длинной веревкой, к которой в достаточном отдалении была прицеплена упряжка лошадей. Дерево накренилось, готовое вот-вот рухнуть.
Портной и его спутники стояли на дороге, когда раздался щелчок кнута и лошади со всей силой рванулись вперед. Старое дерево покачало своей сухой кроной, но ствол устоял. Еще один рывок, и ствол повалился с громким треском и глухим гулом. В падении он перевернулся, и железный крест оказался сверху. На земле лежал труп гордого дуба с орденом на груди…
Фельдфебель высказал нечто в этом роде вслух. Портной задумчиво смотрел перед собой; собственные мысли становились все яснее для него самого: пасть с честью в бою — это ли не лучшая смерть! А ведь, возможно, он и останется в живых! Эх, если бы Мария думала так же!
— Ну так что, не хотите попытать счастья? — спросил фельдфебель. — Жить на вольной воле — это совсем не то, что сидеть дома на столе. Сегодня утром вы впервые в этом году увидели аиста! Вы видели его в полете, это означает: пора и вам в дорогу!
Портной молчал.
У дороги лежало старое, могучее дерево, с верхушки которого сотни лет аист тараторил на своем языке благую весть о теплых летних днях. Старая господская усадьба отражалась в воде. Воображение и действительность сливались в прекрасное целое. Место и окружающая природа воздействовали на мечтательную душу, как взмах смычка, рождая в ней созвучия…
Сталактиты, крылья летних птиц, плывущие облака — все это несет в себе удивительные письмена природы, которые человеку не дано прочесть, а между тем они возвещают развивающуюся силу мира. В некоторых случаях и человеческое сердце содержит подобные знаки, которые оно само не способно разгадать. Невидимый правитель пишет там свое «мене, мене, текел, упарсин»[9], и пробуждается необходимость в действии — необъяснимое «я должен».
— Слыхали вы когда-нибудь про Венерину Гору? — спросил мечтатель. — О ней упоминают стародавние предания. Если путник, будь то рыцарь в роскошных доспехах или бедный странствующий подмастерье с котомкой за плечами, забредал в это волшебное царство, то оставался там навсегда; а если кто-нибудь и возвращался домой к семье, он с тех пор был как будто сам не свой, тосковал и чувствовал, что должен вернуться туда или умереть. Да, конечно, это всего лишь легенда, но ее наверняка сочинил тот, кто вдоволь настранствовался, а потом был вынужден отказаться от этого счастья и сидеть дома, вдали от чудесных краев. Те пять лет, что я бродил по чужим краям, я тоже провел в Венериной Горе, что на самом деле означает не что иное, как прелесть реального мира. Сейчас я снова дома, и меня снедает беспокойство, тоска водит моей иголкой, жажда дальних странствий — моя подушка по ночам. И если бы Мария согласилась — но она должна согласиться!.. — Глаза портного сверкали, он схватил фельдфебеля за руку. — Я буду солдатом!
Святой родник! К нему со всей страны
Приходят толпы набожных крестьян.
И я смотрю, как воду пьют они.
В воде ли сила иль в сиянье солнца,
Но щеки их цветут румянцем вновь.
А.Г. Эленшленгер
Милях в двух от Нюборга, между деревнями Эрбек и Фрёруп, но ближе к последней, находится источник святой Рихильды, названный, как повествуют народные сказания, в честь весьма богобоязненной женщины, которую жестоко преследовали злые люди — они даже отняли жизнь у ее ребенка, но на том самом месте, где это произошло, тут же забил чудесный источник. Когда госпожи Рихильды давно уже не было в живых, много набожных паломников приходили издалека, чтобы испить воды из этого источника; они построили во имя святой часовню и повесили там ее портрет, а каждый год в день святого Бодольфа, то есть 17 июня, здесь читалась проповедь. Когда в стране было введено учение Лютера, часовню сровняли с землей; источник, однако журчит по-прежнему, и каждый год в Иванову ночь посещают его люди; тогда-то здесь и бывает ярмарка.