Всегда вместе - [48]

Грузовик опрокинулся на крутом завороте, за березовой рощицей, когда спуск к Новым Ключам был пройден больше чем наполовину. Брынов и геологоразведчики, ехавшие с ним из Иркутска, сидели на покрытых брезентом больших дощатых ящиках; в них находилось тщательно упакованное оборудование для сложных разведочных работ.

Водитель успел выскочить из кабины, спутники геолога отделались ушибами, а Кузьма Савельевич Брынов беспомощно лежал, сплюснутый неумолимой тяжестью металла, который, прежде чем дать жизнь Голубой пади, почему-то должен был умертвить его, нашедшего для страны ртутную руду…

Острая боль лишила геолога сознания.

И он уже не чувствовал, как стащили с его истерзанного тела ящики с нелепой и оскорбительной теперь надписью «Осторожно», как несли его восемь верст на руках мимо желтых срубов и стадиона Новых Ключей, как доставили в сияющую белизной приемную больницы к Бурдинскому, как снимали с его тела окровавленные лохмотья — то, что раньше было одеждой.

Бурдинского разбудили поздней ночью. Осмотр Брынова отнюдь не успокоил хирурга.

— Ясно одно, что без ножа не обойтись. Пальпация не обманет: живот одеревенел, как доска… Скорее всего, поврежден мочевой пузырь… А вдруг начинается перитонит? Впервые, чорт побери, в моей практике… Это, знаете ли, не апендикс…

— А если отвезти в Загочу? — осторожно спросила хирургическая сестра.

Бурдинский рассердился:

— Что же ты, злодейка, хочешь, чтобы он умер в дороге?.. Готовьте больного!

— Он не вышел из шока, Семен Степанович, — заметила сестра.

— Я не хочу, чтобы Брынов прямо из шока вышел на тот свет. Готовьте! — повторил хирург.

Сестра бесшумно ушла.

…Геолог лежал на операционном столе. Матовое лицо, расширенные, как у филина, зрачки, подернутый холодной испариной лоб. Он очнулся, когда шли последние приготовления. Его беспокойные глаза встретились с глазами хирурга.

— Не все, брат, тебе в недрах копаться! — промолвил Бурдинский. — Вот и я пороюсь. Может, набреду на какую-нибудь жилу.

Брынов слабо улыбнулся, слегка шевельнул рукой и вновь закрыл глаза.

— Ну, начнем, — склонив голову, сказал хирург. — В добрый час!

Школьный вечер удался. Зубарев вел программу. Он прочно завладел вниманием зрителей, превзойдя самого себя. При полном бесстрастии конферансье его шутки приобретали остроту и выразительность.

Особенно понравились ребятам «Комические сцены и в шутку и всерьез».

В первой сцене (автор Поля Бирюлина) действующими лицами были «маляры-плотники, до работы охотники, и штукатуры — веселые балагуры». Одетые в синие спецовки, пестрые от краски, они размахивали кистями, окунали их в жестяные банки и демонстрировали новенькие парты и скамьи. Особенно хорошо изобразил Антон Трещенко деда Боровикова, с ласковой хмуростью выговаривающего своим молодым помощникам: «Эх вы, одну парту перепортили, а другую порту перепартили!» Ваня Гладких был бесподобен в роли рыжего стекольщика. Кончалась сцена стихами Толи Чернобородова:

Мы успели все покрасить,

Поддержали нашу честь.

Пусть приходит первоклассник —

Может он за парту сесть!

Борис Зырянов, Малыш, Антон Трещенко изобразили самих себя в стихах «Братцы-интернатцы». Тут были и игра в волейбол с попаданием мяча в соседний двор к бабке Марфе Ионовне, и плохое поведение некоторых юношей в рудничной столовой, и атмосфера вольницы, порой появляющаяся в интернате, — все это было осмеяно в веселых стихах Толи Чернобородова.

Героем следующей сцены (автор Захар Астафьев) был незадачливый юный геолог Ртутик Киноваркин, который принимает за «ископаемые драгоциты» то огурцы в огороде тетки Евфросиньи, то кирпичи на рудничной улице, то заржавленный кран от самовара, найденный на свалке.

Но вот Ртутик Киноваркин, после всех своих злоключений и ошибок, встречает опытного геолога и начинает готовиться к поискам ископаемых…

Как раз в это время Хромова вызвали из зала в учительскую. Взволнованный и бледный, директор школы, не глядя в глаза учителю, передал печальную новость. Звонила Альбертина Михайловна: Брынова привезли в больницу почти в безнадежном состоянии. Только что Бурдинский оперировал его. Жизнь геолога в опасности.

— Пойду в больницу, — решительно сказал Хромов.

Шура Овечкина уже стояла у дверей, торопливо завязывая платок и застегивая свою дошку:

— Я с вами…

Когда они вернулись в зал, на подмостках эстрады, обняв друг друга за плечи, стояли юные геологи и пели:

Лейся, песня, по дороге,

Не грусти ты, Ртутик наш!

Штурмовать седые горы

Поведет геолог нас!

Учитель грустно улыбнулся и стал тихонько пробираться к выходу.

Взоры ребят были устремлены на сцену.

Утром следующего дня — последнего дня каникул — все девятиклассники собрались в школе.

Школьники осторожно раскрывали двери, с любопытством заглядывали в классы.

Острый запах лака исходил от свежеокрашенных парт. Полевыми травами пахли начисто вымытые полы; лесным осенним морозцем тянуло от дров, вязанками сложенных на жестяных листах у печей. Во всех классах, в учительской, в зале висели на окнах белые и сиреневые занавески, полы были устланы пестрыми дорожками, на стенах висели портреты вождей, знаменитых ученых и писателей.