Всегда в бою - [127]

Так мы вышли на Балтику. Свершилось то, чему были подчинены все усилия войск 1-го Прибалтийского фронта со времени окончания Витебской операции. Прибалтийская группировка противника была рассечена надвое. Успех этот, разумеется, разделяли все воины фронта. Одновременно с нашей армией к морю прорвались части 5-й гвардейской танковой (севернее Мемеля) и 51-й армий (южнее Руцавы).

С членом Военного совета С. И. Шабаловым мы проехали к побережью. Оставили машину за каменным домиком, дальше пошли пешком. Был хмурый осенний день с мелким дождем и холодным ветром, серая лента шоссе уходила на юг. На обочине два бойца приколачивали к столбу прямоугольник фанеры с надписью: «Товарищ! Эта дорога — в Восточную Пруссию. Вперед, на Тильзит!» Мы пересекли шоссе. В песчаных дюнах, в выемке, находилась полевая кухня. Поодаль, развернув башни стволами к морю, стояли танки. Вокруг одного из них сгрудились танкисты. С котелками в руках, закинув голову, они смотрели на рослого офицера. А он, опершись на башню, громко и вдохновенно читал стихи:

Шумела Балтика. Валы

Катились пенной чередою.

Как стрелы, вырвавшись из мглы,

Летали чайки над водою.

Над морем таял синий мрак,

И вдруг зардело, засияло…

В этот миг над морским горизонтом, где в туманной мгле маячили фашистские военные корабли, сверкнул орудийный залп. Докатился тяжелый гул, снаряды рванули где-то за спиной, за дорогой. Но никто из танкистов даже не обернулся. Поэт, пренебрежительно махнув рукой в сторону кораблей, продолжал:

На маяке взметнулся флаг,

Прорезав тучи светом алым.

Бил в берег яростный прибой,

Кружились чайки на просторе.

Мы пили солнечный настой,

Ногою твердой став при море…

— Узнаешь? — спросил меня Сергей Иванович.

Ну конечно! Это был Сергей Кузьмич Баренц, один из корреспондентов армейской газеты, очеркист и поэт, всегда искавший тематику своих произведений на переднем крае войны — в стрелковом окопе, в танковом десанте, на артиллерийских огневых позициях.

Нас заметили, кто-то подал команду, Баренц спрыгнул с брони, направился к нам.

— Когда же, Сергей Кузьмич, успел сочинить? — спросил Шабалов.

— Сегодня. В такой час не ты к рифме, но она к тебе спешит.

— Хорошие стихи. Но не обессудь за прозаический вопрос: почему «солнечный настой» в такую хмурь?

— Верно, погода не праздничная, — согласился Баренц. — Но вижу в ней солнце, ничего не поделаешь.

Возвращались к машине уже втроем, говорили о поэзии на войне, я вспоминал Алексея Суркова, его «Землянку», минные поля сорок первого, с которых ушла в большую жизнь эта песня. Баренц рассказывал нам о технике поэтической работы, о том, как мучительно трудно бывает осмыслить то или иное событие и, наоборот, как иногда неприметная деталь вырастает вдруг в художественный образ. Цитировал Пушкина, Лермонтова, Некрасова, потом спросил:

— Не упрекнут меня за последнюю строку?

— «Ногою твердой став при море»?

— Да. За пушкинскую строку.

— За что ж упрекать? Это давний обычай. Дань глубокого уважения к великому поэту…

* * *

Прорыв армий 1-го Прибалтийского фронта к Балтийскому побережью для всех нас был событием знаменательным, однако общая обстановка, сложившаяся под Мемелем, оставалась весьма напряженной. Наши атаки непосредственно на Мемель успеха не принесли: артиллерию противника подавить не удалось. Командующий артиллерией армии Е. В. Щеглов сосредоточил на вражеских фортах огонь тяжелых дивизионов, стрельба была меткой, но не результативной. Многопудовые снаряды не причиняли фортам сколько-нибудь заметного ущерба.

На внешнем обводе продолжались напряженные бои. Атаки наших стрелков поддерживались артиллеристами, залпами «катюш» 2-й гвардейской минометной дивизии генерала М. Н. Богдана. В свою очередь, противник бросал в контратаки пехоту и танки, его береговая и корабельная артиллерия вела плотный огонь.

Телефоны на КП зуммерили беспрерывно. Принимая очередной доклад из 92-го корпуса, я услышал, как командующий артиллерией фронта генерал Хлебников (он тоже находился на КП армии) сказал Щеглову:

— Буду докладывать. Нужны калибры особой мощности. Без них нам форты не проломить.

Едва я положил трубку, как опять звонок. На проводе штаб фронта — генерал Курасов. Докладываю: атаки на Мемель результата не дают.

— Как это — не дают? — спросил Владимир Васильевич. — Ваш правый сосед уже ворвался в Мемель.

Это сообщение меня так озадачило, что я даже не сразу ответил. Ведь правый наш сосед — 5-я гвардейская танковая армия наступала на Палангу, между ее частями и нашим центром к берегу моря вышел 92-й стрелковый корпус генерала Ибянского, он уже охватил Мемель с северо-востока и находился в 8-10 км от городских окраин. Если бы части 5-й танковой прошли через боевые порядки корпуса, Ибянский тотчас поставил бы меня в известность.

Мой доклад, однако, не очень-то убедил генерала Курасова, и я передал трубку генералу Хлебникову. Николай Михайлович подтвердил, что ни о каком прорыве в Мемель и речь идти не может. Бой тяжелый, пока что не удалось прорвать даже внешний обвод мемельских укреплений.

Недоразумение скоро прояснилось. Дело было так. Командир одной из танковых бригад, ворвавшись в Палангу, доложил, что он ведет уличный бой в Мемеле. На войне, особенно в сложной обстановке, когда подвижные войска, добиваясь успеха, вынуждены часто и резко менять направления ударов, подобные случаи не исключены. Потерять ориентировку в горячке боя легко, тем более здесь, где оба города — Паланга и Мемель — рядом.