Всегда настороже. Партизанская хроника - [105]

В тот же день Папрскаржа положили в нижнем белье на носилки, набросили на него одеяло и понесли по лестнице на первый этаж — на допрос.

— Знаешь Ченду? Кто был на совещании в штабе партизанской бригады на Мартиняке? Был там доктор Кубалак из Рожнова?

Вопросы так и сыпались, но ответы были краткие:

— Незнаком. Не знаю. Я там не был.

После каждого такого ответа гестаповец ударял Папрскаржа ногой. По шее, по голове… Папрскарж потерял сознание и пришел в себя только на койке в камере.

* * *

Студента унесли. Немцы решили не возиться с ним. Положили на носилки и понесли во двор.

Он все понял. Помахал Папрскаржу рукой и сказал:

— Прощайте, это на казнь!

В течение дня и ночи Папрскарж оставался в камере один. Странные мысли одолевали его. И поэтому он был рад, когда его перенесли в другую камеру. Там лежал молодой человек с перевязанной головой. Он хрипел и учащенно дышал. Утром его отнесли _в покойницкую…

— Ну что, вспомнил? — спросил Папрскаржа гестаповец на втором допросе. — Твой сосед по койке тоже не хотел давать показаний… Ну, начнем сначала: кто был на совещании в штабе партизанской бригады на Мартиняке? Называй всех по именам!

— Я не был ни на каком таком совещании.

— Опять за свое?! Ну ладно!

Над Папрскаржем склонился кто-то в гражданском.

— Это он? — спросил гестаповец.

Папрскарж одновременно с обрушившимся на него ударом понял, кто это. Дворжак!

— Он, — подтвердил Дворжак. — Я с трудом узнал его — так он зарос. Это Йозеф Папрскарж из Бечвы.

— Он был на том совещании?

— Был. Приходил с Граховецем и Билым.

Теперь молчать уже не имело смысла, и Папрскарж, признался, что на встрече был, но никого не узнал, потому что в помещении было темно. Когда же его начали бить, он кричал:

— Вызовите Граховеца, он вам подтвердит… больше ничего не знаю…

Снова пинки и удары.

— Завтра продолжим!..

* * *

Когда утром в замке заскрежетал ключ, сердце у Папрскаржа сжалось от ужаса. Но на допрос его не вызвали. Надзиратель втолкнул в камеру какого-то человека и показал ему койку, на которой он будет лежать. Потом дверь захлопнулась.

Человек с трудом поднялся с пола. Грудь у него была забинтована. Немного позже Папрскарж узнал его историю.

Иван был лейтенантом, служил в минометной части. Когда гитлеровцы неожиданно напали на них, он попал в плен. Бежал. На Чешско-Моравской возвышенности наткнулся на партизанскую группу и остался в ней. В одном из боев был ранен — ему прострелили грудь. Пуля пробила легкие и вышла под лопаткой. В сугробе он пришел в сознание. Собрав последние силы, дополз до ближайшего домика. Долго наблюдал за ним, прежде чем отважился постучаться. Хозяйка перевязала его. Но вскоре домик окружили немцы.

— И вот с тех пор таскают меня по тюрьмам. Обещают лечить, но я не верю, — закончил свой рассказ Иван.

В один из дней в камеру принесли третьего заключенного. Вид у него был жуткий — на лице, шее, обоих запястьях и ногах у щиколоток — бумажные бинты с запекшейся кровью.

Надзиратель протянул Папрскаржу ложку и сказал, чтобы он держал ее у себя и давал заключенному только во время еды.

— Кто ты, товарищ? — спросил его Папрскарж.

— Я словацкий учитель Антон Магут. После восстания перебрался в Моравию, но меня схватили, — ответил заключенный и стал смотреть прямо перед собой.

— А почему ты весь забинтован?

— Хотел убить себя. Я не хочу больше жить, хочу умереть.

Прошел день, другой, третий… Иван вливал учителю в рот чай или суп, но он только время от времени скрещивал руки на груди и молился.

Так продолжалось еще несколько дней. Наконец Папрскаржу все же удалось пробудить учителя к жизни. Он рассказал кое-что о себе, но по-прежнему так, словно речь шла о ком-то другом.

— Послушай, Тонек, — начал Папрскарж, — ни Ивану, ни мне не лучше твоего, и все же мы не падаем духом. Хотим дождаться свободы… Посмотри сюда, тут на гипсе написано: «24.4. 1945 гипс снять». Мы должны во что бы то ни стало дождаться этого времени, чтобы гипс мне сняли уже наши…

Но Магуту все было безразлично.

— Ты не имеешь права сдаваться, Тонек, — убеждал Магута Папрскарж изо дня в день. — Ведь мох и тот за скалу цепляется. Человек ко всему привыкает. Даже к тюремной жизни…

Но повлиять на Магута Папрскаржу не удавалось.

— Тонек, давай-ка я поучу тебя своему методу лечения — самовнушению, — попытался он найти подход к Магуту. — Ляг на спину, положи руки на грудь, закрой глаза, думай только о себе и о своей болезни, дыши спокойно и шепчи: «Хочу быть здоровым!» День ото дня тебе будет все лучше и лучше, и в конце концов ты выздоровеешь.

Магут смерил Папрскаржа недоверчивым взглядом.

— Это определенно поможет, — поторопился заверить его Папрскарж.

Магут несколько минут лежал молча. Потом положил руки на грудь, глубоко вздохнул и суховатым голосом стал шептать:

— Хочу быть здоровым!..

Иван и Папрскарж переглянулись.

С этого дня Антон Магут «Отче наш» заменил магическим заклинанием. Днем лежал сосредоточенный со сложенными на груди руками и шептал:

— Хочу быть здоровым!..

Постепенно к нему вернулось желание жить, а вместе с ним и желание есть. Магут ел все подряд. Арестантской порции ему не хватало, и он съедал и то, что ему оставляли Иван и Папрскарж.