Все волки Канорры - [25]

— На беду свою, смертный… — произнес шелестящий голос, затем замолк на секунду и сменил тон. — А, это ты. Что-то ты зачастил в последние века.

— Да вот вспомнил об одной штуковине, которая у тебя завалялась с незапамятных времен.

— Здесь, между прочим, не Бюро «Что упало, то пропало». Ты сюда заявляешься, как к себе домой. А здесь покоится средоточие ужаса, воплощенный мрак, враг живого, ну, это тебя не касается.

— Меня и остальное не касается, — заметил рыцарь. — Слушай, не ворчи, лучше назначь цену, а то я спешу.

— Вы, молодые, всегда спешите. Нет, чтобы посидеть, поговорить со стариком. Чего хихикаешь?

— Вспомнил, как ты свалился с деревянной лошадки, когда праздновали твое четырехлетие. Визгу было — кто бы подумал, что это будущий кровавый завоеватель, великий воин и — как там тебя воспевали в Жаниваше — Коротконогий Жезл Ада и Бич Сусликов.

— Ты же знаешь, что это неправильный перевод! — голос даже задохнулся от возмущения.

— Я знаю, ты знаешь, а кто еще?

— Вечно ты ворвешься в мою мирную обитель, нарушишь блаженный покой и испортишь настроение.

Гугиус шагнул вперед, под каблуком что-то хрустнуло.

— Что характерно, именно мирная обитель, — прокомментировал он.

— Сами напросились, — сказал голос. — Во всех путеводителях написано, что Меокайская чаща непроходима, изобилует смертельными ловушками, опасна и для людей, и для существ. Чего непонятного?

— Да смотрел я эти путеводители. Ты когда антирекламу заказывал — тысячу лет назад или еще раньше? Слог архаичный, текст невнятный. Все нормальные создания воспринимают эти предупреждения как обычный древний треп.

— Тогда какие ко мне претензии? — отчетливо ухмыльнулся голос. — Ладно, выкладывай, за каким ветром тебя занесло в такую даль в таком неприглядном тельце?

— Тельце, конечно, еще то, — согласился Гугиус. — Но знал бы ты, какие у него мозги. Буквально плавятся от любого усилия.

— Сочувствую.

— Он трещит по швам, вот-вот развалится, — пожаловался рыцарь. — Дай мне заклинание, и я пошел.

— Какое еще заклинание?

— «Слово Дардагона».

— Опять ты затеял какую-то авантюру.

— Нет, — ответил Хартдор. — Не опять. Это все еще тот, прежний план, и должен сказать тебе, я доволен тем, как все получается.

— От тебя за версту разит древним ужасом. Где только выкопал?

— Ты не поверишь.

— Чем больше смотрю, тем больше верю. Это как же ты сумел?

— Я тут провернул одно хорошенькое дельце. А сейчас нужно срочно сделать еще одно. Только бы успеть доехать до замка, пока это чучело похоже на человека.

— Когда добьешься своего, — проворчал голос, — не забудь, кто тебе помогал. Хотя и не был обязан. Я дам тебе «Слово» и немного живительной влаги. Долго этот сосудец не протянет, но пару дней выиграешь. Просто диву даюсь, неужели ты не мог подобрать что-нибудь посолиднее, покрепче?

— Я вознагражу тебя, — пообещал Гугиус. — Посолиднее. Хм! А где его взять — посолиднее? Схватил, что под руку подвернулось, и на том спасибо.

Недостойные дела совершаются за достойную плату

Лех Коноплинський

— Да, кстати, — заметил голос. — Когда в следующий раз принесешь подношение, не забудь — я не люблю толстых.

— Какая тебе разница?! — возмутился Хартдор. — Тебе же не для эстетического наслаждения, а для еды. Толстых на дольше хватает.

— Я эстет, — сказал голос. — И не могу внезапно перестать быть эстетом на время кормления. Учитывай это. И двери закрывай лучше. А то в прошлый раз сразу после тебя прорвался какой-то умалишенный.

— Откуда?

— Сказал — из Ада.

— Чем закончилось?

— Вынеси крылья, там, возле входа. Они меня раздражают. И вот чего я в толк не возьму: вся поляна усыпана останками, деревья вокруг похожи на ночной кошмар полкового лекаря, а они сюда ломятся, как будто я разбросал по округе листовки с приглашением на детский утренник.

— Будь скромнее, и люди от тебя отстанут.

— Да меня и демоны замучили.

— Тогда проповедуй что-нибудь непонятное, по возможности, вечные ценности. Типа того, что в каждом демоне есть что-то хорошее, что все демоны — братья, что их гнев и ярость происходят от того, что они мало занимаются садоводством и не выпиливают лобзиком по воскресеньям. Говори долго, быстро, непонятно, не давая никому вклиниться. Лучше всего — в стихах.

— Думаешь, поможет? — безнадежно спросил голос.

— Я бы на твоем месте попробовал.

— В стихах, говоришь?

— Но без рифмы.

— Какие же это стихи?

— А ты возражай, что ищешь новые формы стихосложения и взаимопонимания.

— Ужас какой, — сказал голос. — Знаешь, а может помочь.

* * *

Итак, Такангор бодро рысил к своей цели по лесной тропинке, вдоль озера, по зеркальной поверхности которого царскими золотыми галерами скользили опавшие листья, подгоняемые легким теплым ветерком. Славный минотавр засмотрелся на сказочное зрелище. В его мечтах эта роскошная флотилия рассекала синие воды Бусионического океана, он даже чувствовал горьковато-соленый запах и слышал, как стучат волны в борт, скрипят просмоленные доски и хлопают набитые попутным ветром паруса. Сам он стоял на носу флагманской галеры и красиво смотрел вдаль, озаряемый лучами заходящего солнца. Багровый свет отражался в зеркальном лезвии боевого топора, придавая этой эпической картине величественный и немного зловещий оттенок. Минотавр колебался, летит ли по ветру его плащ или лучше, чтобы развевалось знамя Кассарии, черное с серебром, созданное лучшими художниками своего времени специально для того, чтобы эстетически правильно развеваться в нужный момент. Но не будет же он всю дорогу стоять в обнимку со знаменем, как последний Мардамон, так что плащ логичнее. Зато плащ скроет большую часть его любимых доспехов Панцер-Булл Марк Два, а это никуда не годится. Элегантные складки, конечно, всегда неплохо смотрятся, но сплошные складки и хвост выглядят нелепо, а грандиозная дышащая первобытной силой фигура героя скрадывается. Такангор глубоко задумался: он и прежде понимал, что изобразительное искусство требует особого таланта, но лишь теперь по-настоящему оценил, как тяжко работают живописцы, прежде чем создать подлинный шедевр. Плащ или флаг? Галера или высокий корабль с могучим бушпритом? Спокойная гладь воды или бурные волны? Славный генерал всерьез проникся проблемами композиции и не слишком отвлекался на окружающую действительность, полагая, что знакомая тропинка не преподнесет ему никаких сюрпризов. Словом, он несколько удивился, когда на его пути возникло неожиданное препятствие.