Все твои совершенства - [3]

Снизу слышится бряканье, и я переключаю внимание с телефона на двери лифта. Они открываются, и я чувствую, что у меня в горле образуется комок. Увидев контейнеры с едой, я крепко сжимаю телефон в кулаке. Курьер приближается к нам, и с каждым его шагом мое сердце колотится все быстрее. Не сыпь мне соль на раны, Итан.

– Китайская еда? Ты что, издеваешься? – Я встаю и смотрю вниз на Грэма: он все еще сидит на полу и смотрит вверх, на меня.

Я машу рукой в сторону китайской еды.

– Это мое! Не его! Это я люблю китайскую еду после секса! – Я поворачиваюсь к курьеру, и он застывает, уставившись на меня и не понимая, идти ли ему дальше к двери. – Отдайте! – Я отбираю у него пакеты. Он даже ни о чем не спрашивает.

Я снова плюхаюсь на пол с двумя пакетами китайской еды и роюсь в них. Какое свинство: Итан просто повторил мой всегдашний заказ.

– Он даже заказал то же самое! Он кормит эту Сашу моей китайской едой!

Грэм вскакивает и вытаскивает из кармана бумажник.

Он расплачивается; несчастный курьер толкает дверь на лестничную клетку, как будто ему не терпится сбежать быстрее, чем на лифте.

– Пахнет хорошо, – говорит Грэм. Он снова садится и хватает контейнер с курицей и брокколи. Я протягиваю ему вилку и позволяю есть из контейнера, хотя курица – мое любимое блюдо. Но сейчас не время жадничать. Я открываю говядину по-монгольски и начинаю есть, хотя и не голодна. Но будь я проклята, если Саше или Итану достанется хоть кусочек.

– Шлюхи, – бормочу я.

– Шлюхи остались без еды, – говорит Грэм. – Может, оба умрут с голоду.

Я улыбаюсь.

После чего молча ем и думаю, долго ли собираюсь сидеть на лестнице с этим парнем. Я бы предпочла, чтобы дверь открылась, когда меня здесь не будет. Не хочу знать, как выглядит Саша.

С другой стороны, не хотелось бы пропустить момент, когда она откроет дверь и обнаружит, что за ней сидит Грэм и ест ее китайскую еду.

Поэтому я жду. И ем. На пару с Грэмом.

Через несколько минут он ставит контейнер на пол, лезет в пакет и выуживает два печенья с предсказаниями.

Одно он протягивает мне, другое раскурочивает сам. Разломив печенье, он разворачивает полоску бумаги и читает свое предсказание вслух: «Сегодня тебе повезет в крупном деловом начинании». Прочитав, он складывает пророчество пополам.

– Самое оно. Сегодня я как раз слинял с работы.

– Дурацкое предсказание, – бормочу я.

Грэм скатывает бумажку в крошечный шарик и швыряет им в дверь Итана. Я разламываю свое печенье и достаю предсказание. «Если прольешь свет на свои недостатки, все твои совершенности померкнут».

– А это мне нравится, – говорит он.

Я следую его примеру: комкаю предсказание и швыряю в дверь.

– Я – граммар-наци. Совершенства, а не совершенности.

– Поэтому мне и нравится. Единственное слово, в котором сделана ошибка, – «совершенство». Какая ирония.

Он подползает к двери, хватает бумажку и снова приваливается к стене. Бумажку он протягивает мне.

– Мне кажется, ты должна оставить это себе.

Я тут же отпихиваю его руку с предсказанием.

– Не хочу, чтобы что-то напоминало мне об этом моменте.

Он задумчиво смотрит на меня.

– Да. Я тоже.

Похоже, мы оба начинаем нервничать из-за того, что дверь может открыться в любую минуту. Поэтому мы просто прислушиваемся к их голосам и молчим. Грэм дергает нитки из джинсов на правом колене, пока на полу не образовывается кучка волокон, а колено остается почти голым.

Я беру нитку и кручу между пальцами.

– По вечерам мы обычно играли в «балду» на ноутбуках, – говорит он. – Я это хорошо умею. Это я научил Сашу играть, но она всегда выигрывала. Каждый вечер, блин. – Он вытягивает ноги. Они намного длиннее моих. – Это производило на меня впечатление, пока я не увидел в ее банковской выписке плату за игру в восемьсот долларов. Она покупала дополнительные буквы по пять долларов за штуку, просто чтобы побить меня.

Я пытаюсь представить, как этот парень по вечерам играет в компьютерную игру, но у меня не получается. Легче представить, как он читает романы, два раза в день наводит дома чистоту, аккуратно складывает носки и венчает все это совершенство утренней пробежкой.

– Итан не умеет менять колесо. С тех пор как мы вместе, у нас два раза спускалась покрышка, и оба раза ему приходилось вызывать эвакуатор.

Грэм слегка качает головой:

– Я, конечно, не ищу для этого ублюдка оправданий, но в этом нет ничего страшного. Многие парни не умеют менять колеса.

– Я знаю. Это не самое страшное. Самое страшное в том, что я-то умею. Он просто мне не разрешал, потому что ему было бы неловко стоять и смотреть, как девушка возится с колесом.

В выражении лица Грэма я вижу что-то новое. То, чего раньше не замечала. Может быть, озабоченность? Он пронзает меня серьезным взглядом.

– Не вздумай простить ему это, Квинн.

От его слов у меня все сжимается в груди.

– Не прощу, – говорю я с полной уверенностью. – Вообще больше не хочу его видеть. Я все удивляюсь, почему не плачу. Может быть, это знак.

Он понимающе смотрит на меня, и морщинки вокруг его глаз немного разглаживаются.

– Плакать ты будешь ночью. В подушку. Вот тогда будет больнее всего. Когда останешься одна. – От этого замечания мне становится совсем тошно. Плакать не хочется, но я понимаю, что теперь все это может обрушиться на меня в любую минуту. Я познакомилась с Итаном, едва поступив в колледж, мы встречались четыре года. Слишком много всего между нами было, чтобы потерять это в один миг. И пусть я знаю, что все кончено, скандалить с ним я не хочу. Хочу просто уйти и покончить с этой историей. Мне не нужен ни разрыв, ни даже объяснения, но, боюсь, ночью, когда я останусь одна, я воображу, что мне требуется и то и другое.