Все страсти мегаполиса - [65]

– Я тоже не взял телефон, – сказал он. – Пойдемте. Вызовем из дому.

– Но как же... – начала было Соня.

Она хотела спросить, как же они пойдут, оставив Полетаеву лежать на берегу, но не успела спросить. Потому что он встал с песка, уже держа Ольгу на руках. Он поднял ее не то чтобы одним движением, но как-то совсем не тяжело. Как будто глубоко вздохнул.

«У него все... простое, вот почему», – мелькнуло у Сони в голове.

На ходу надевая сарафан – он промок и никак не хотел натягиваться на мокрое же тело, – она побежала вслед за незнакомцем. Впрочем, ей уже казалось, что она знает его сто лет. Вернее, всю жизнь. От страха, конечно, от чего еще такое может показаться?

– Давайте я ее за ноги подержу, – глупо предложила она. – Вам же тяжело.

– Ничего. Мы уже почти пришли.

Только теперь Соня сообразила, куда он направляется. На противоположном от усадьбы берегу озера стояли деревянные дома. Кто-то сказал Соне, что это старые дачи. И в самом деле, на современные постройки они совсем не были похожи, скорее, на саму усадьбу «Метель», словно и появились здесь вместе с нею. Но такого все же не могло быть: в этих домиках была заметна дачная простота, не присущая дворянским усадьбам.

Озеро было небольшое, поэтому противоположный берег был недалеко; они оказались возле дач уже через пять минут.

– Возьмите у меня в кармане рубашки ключи, пожалуйста, – сказал он. – Нам сюда.

Он кивнул на первый от озера дом. Его клетчатая рубашка, надетая навыпуск, промокла насквозь. Карман был только один, нагрудный. Соня вытащила из него ключи, вернее, один длинный ключ. При этом она почувствовала, что сердце у мужчины бьется чересчур скоро – конечно, ему тяжело было нести Ольгу.

Глава 3

Дом встретил их полумраком от задернутых штор, тишиной и той прохладой, которая не происходит от недолгого летнего дождя, а достигается особенным составом стен. В общем, это был настоящий бревенчатый дом, который хранил прохладу даже в жару. Соня почувствовала, что ей становится легко дышать. Непонятно, почему.

Хозяин этого легкого дома положил Ольгу на широкий кожаный диван, стоящий в первой комнате. Это был совсем старый диван, и потертая кожа, которой он был обит, даже на вид была прохладна тоже. К спинке дивана была прикреплена деревянная полка; в каком-то фильме Соня видела, что на такой стояли семь белых слоников. Хозяин взял с этой полки телефон.

– Похоже на инфаркт, – сказал он в трубку. И, повернувшись к Соне, спросил: – Как ее зовут и сколько ей лет?

– Полетаева Ольга Николаевна. – Соня уже взяла себя в руки. – Тридцать семь.

Возраст Ольги она знала потому, что это необходимо было для грима.

Он повторил это в трубку, выслушал заданный оттуда вопрос и ответил:

– Сосед. Алымов. Герман Александрович.

И только когда он назвал свое имя, Соня поняла, почему он показался ей таким знакомым! Она вспомнила, как он говорил о частящем сознании и о простых вещах – любви, предательстве... Тогда, за столом у Дурново. Поэтому-то, как только она увидела его сегодня, у нее появилось ощущение, что она знает его давным-давно! Или не поэтому?..

– Говорят, что приедут быстро, – сказал он. – Похоже на правду: у «Скорой» подстанция неподалеку.

Он говорил спокойно и даже, Соне показалось, неторопливо. Но в его движениях никакой неторопливости не было.

– Подержите ей голову, пожалуйста, – сказал он. – Я сейчас.

Соня села на диван и положила голову Полетаевой себе на колени. Та открыла глаза. Они словно туманом были наполнены, и зрачки плавали в этом тумане.

Герман Александрович отсутствовал не больше минуты. Вернулся он со шприцем в руке. Через его локоть был перекинут резиновый жгут.

– Ольга Николаевна, примите таблетки, – сказал он, увидев, что Полетаева открыла глаза.

Дожидаться, чтобы она протянула руку, он при этом не стал. В свободной от шприца руке у него, оказывается, были две крошечные таблеточки; он положил их Ольге под язык.

– И укол, – сказал Герман Александрович. – Давайте-ка руку. Соня, подержите, пожалуйста, шприц.

Он затянул жгут выше Ольгиного локтя и, всмотревшись в выступившие на белой коже тоненькие вены, осторожно и точно вколол в ее руку иглу.

Еще до того, как лекарство полностью влилось в вену, лицо у Ольги порозовело.

– Как же это?.. – чуть слышно проговорила она. – Что же это такое?..

– Похоже, что все-таки стенокардия, – сказал Герман Александрович. – Иначе приступ не прошел бы от нитроглицерина. Как вам сейчас?

– Хорошо...

– Вряд ли хорошо. Но терпимо или нет?

– Правда, хорошо, – повторила Полетаева уже чуть громче. – Мне было так плохо, так болело вот здесь, – она приподняла руку и показала на середину груди, – что, как только это прошло, стало совсем хорошо.

– С вами раньше такое случалось?

– Нет. Я всегда была совершенно здорова, просто до смешного.

Она попыталась сесть, но это ей не удалось. Соня приподняла Ольгину голову, до сих пор лежащую у нее на коленях, и подложила под нее кожаную диванную подушку, а сама встала. Только теперь она почувствовала холод от своего совершенно мокрого сарафана и вздрогнула от этого наконец дошедшего до ее нутра холода.

– К сожалению, это не так, – сказал Герман Александрович. – Сейчас врачи приедут, но я уже и без них вижу, что у вас стенокардия. Грудная жаба по-старому.