Все страсти мегаполиса - [63]

Лялька, с которой Соню поселили в одной комнате, отнеслась к ее восторгам скептически.

– Ты, Сонь, к таборной нашей жизни еще не привыкла, вот и восхищаешься, – усмехнулась она. – Потолок с завитушками – это, конечно, мило, но сортир – более актуально. А сортир в коридоре, и вечно в нем засор. Так что я бы предпочла нормальную гостиницу хотя бы в Дмитрове. Но это не про нас с тобой.

В дмитровской гостинице жили режиссер, оператор и актеры; на съемки их привозили на машине. Возить ежедневно туда-сюда всю съемочную группу было, конечно, немыслимо, так что волей-неволей приходилось довольствоваться красотами природы вместо благ цивилизации.

Но Соню это нисколько не угнетало. И не потому, что она была так уж равнодушна к благам, а потому, что ее совершенно захватила жизнь, которую можно было называть хоть неприкаянной, хоть творческой, как угодно; все это присутствовало в ней одновременно.

Эта жизнь была одухотворена, но в одухотворенности своей ненарочита, она была полна мелочей, без заботы о которых невозможно снимать кино, но при этом не была обыденна. Соня впервые сталкивалась с таким сочетанием; оказалось, что ее прежний массовочный опыт ничего не значил.

Почему это так, она не понимала. А спросить было не у кого. Отсутствие такого собеседника, как Анна Аркадьевна, – это было единственное, что заставляло Соню жалеть о последней своей ялтинской зиме, которая, когда была повседневностью, вызывала у нее лишь тоску. Нет, не единственное: еще – разговоры, которые она вела той зимой с отцом, частые, долгие, такие, как будто оба они истосковались друг по другу. Да так ведь оно и было – действительно истосковались...

Лялька все-таки выпросила прохладу: к шести часам вечера тучи вдруг сошлись на небе, которое весь день было ясным, и хлынул дождь – не дождь, а настоящий водный поток. Он с грохотом тонул в озере, и сухая земля впитывала его с жадным шипением.

Съемки пришлось прекратить, а так как в связи с солнечной погодой они целую неделю шли безостановочно, то вся группа не скрывала радости.

– Лялька, купаться! – воскликнула Соня.

Она уже выскочила на улицу, а Лялька еще возилась в гримвагене, в который зашла как раз перед самым дождем, спросить у Сони что-то по гриму массовки, чтобы правильно подобрать костюмы на завтра.

– Ты что? – Лялька высунула нос из гримвагена и даже пальцем у виска покрутила. – В такую дождину купаться?!

– Но ты же хотела, – удивилась Соня.

Дождь хлестал ее по плечам, стекал по лицу, по ногам, по всему телу, и ей было весело стоять в этом сплошном потоке.

– Когда жарко было, хотела, – заявила Лялька, – а когда мокро стало, то уже не хочу.

Мышление ее потрясало даже не парадоксальностью, а полной непредсказуемостью. Впрочем, начав работать в киногруппе, Соня все реже встречала людей, мышление которых было бы примитивным; она с удовольствием читала эту людскую книгу, не зная, что откроется на каждой следующей странице.

– Ладно, Лялька, – улыбнулась она, – сиди в гримвагене, жди жары. А я на озеро.

Глава 2

Озеро лежало перед усадьбой как зеркало, и особняк выглядел в его водах градом Китежем: его колеблющееся, волнами идущее отражение казалось загадочным даже средь бела дня.

Но сейчас в озере не отражалось ничего, потому что его поверхность бурлила под ливнем.

Скользя по мокрой траве, Соня сбежала вниз с косогора и обогнула кусты, за которыми скрывался песчаный пляж. Она была уверена, что встретит кого-нибудь из киногруппы, но полоса песка оказалась пуста. Видно, не одна Лялька согласна была купаться только в жару.

Вообще-то пустота пляжа была очень даже кстати: только сейчас Соня сообразила, что явилась на озеро без купальника.

Она развязала веревочки у себя на плечах, и мокрый ситцевый сарафан тяжелым шлепком упал на песок. Вода была теплая, как в море. А в том, что она не держала на себе так, как морская, была даже особенная радость – труда и преодоления.

Соня заплыла на середину озера и, повисев немного в воде, с удовольствием поболтав ногами в глубине, развернулась, чтобы плыть обратно.

И тут же увидела на берегу, под кустами, лежащего человека. Непонятно, как она не заметила его раньше: сброшенный ею сарафан пестрел совсем рядом со скрюченной фигурой. Человек лежал так, что Соне стало страшно.

Она доплыла обратно в несколько гребков и, еще даже не выйдя на берег, закричала:

– Что с вами?

Человек не шевельнулся. Соня подбежала к нему. И тут только поняла, что перед ней Ольга Полетаева. Кого угодно она ожидала увидеть, но не ее! Одну, на берегу, под проливным дождем, в странной и страшной позе...

Полетаева играла в «Подмосковных тайнах» главную роль – хозяйку имения. Вообще-то ее гримировал сам Глен, но однажды он заболел, и это пришлось делать Соне.

Ольга вошла в гримваген, как королева в каморку угольщика. И Соне она кивнула по-королевски, и уселась перед ней так, что весь ее вид говорил: «Ну, что ты мне предложишь? И вообще, кто ты такая?» Кто такая она сама, было видно сразу: красавица необыкновенная. Соня глаз не могла отвести от ее капризного, нервного рта.

Но долго любоваться Полетаевой было невозможно. Во-первых, у Сони не было на это времени. А в-главных, она просто физически чувствовала, что та выстраивает перед собою стену отчуждения, и понимала: еще минута, и это отчуждение будет уже не преодолеть.