Все совпадения случайны - [67]

Теперь мне это совершенно ясно. Случалось, я ревновал Нэнси к Джонатану. После его рождения наши отношения изменились, точно изменились. Не сразу. Поначалу было так: мы и наш малыш. Но по мере того как он рос, формировался, мне порой начинало казаться, что положение стало таким: я и они. Между ними наладилась особая связь, и, случалось, мне приходилось бороться за ее внимание. И может, я казался ей навязчивым, слабым. Естественно, Джонатан нуждался в ней больше, чем я, и с моей стороны было несправедливо пытаться оторвать ее от него. Если у нас и возникали конфликты, то только из-за сына: как лучше его воспитывать. Впрочем, ссорились мы нечасто, и чем дальше, чем старше он становился, тем меньше. Я начал отстраняться, предоставляя Нэнси действовать самой. А она всегда оставалась непоколебима в уверенности, что единственное, в чем нуждается наш сын, так это в нашей любви и безусловной поддержке. Это нужно любому ребенку, повторяла она, и с этим было трудно не согласиться.

О, Нэнси, какой же у нас был замечательный сын! Узнав, что он умер, спасая ребенка, я поначалу не поверил. А сейчас вспоминаю об этом со стыдом. Я не знал, что для него это естественно – броситься на помощь тому, кто в беде. И ты ведь подозревала это, верно? И хотя никогда не упрекала меня в том, что я сомневался в его мужестве, догадывалась, что мне трудно было поверить, будто он способен рискнуть жизнью. Печально, что до твоего ухода я так и не смог даже попытаться сказать что-то в свое оправдание. Когда я узнал, что мальчик, которого он спас, был сыном его любовницы, для меня кое-что прояснилось. Он хотел, чтобы она была ему благодарна; он хотел показать, какой он смелый. Он был влюблен.

Я оставил компьютер включенным на страничке Николаса Равенскрофта и вышел в сад. Я уже начал разводить костер. В былые годы, когда Джонатан был еще мальчиком, мы, случалось, занимались этим вместе. Он любил Ночь Гая Фокса, или, как ее называют, Ночь Костров, долго не ложился спать, все подбрасывал и подбрасывал в костер новые ветки, чертя в воздухе свое имя концом горящей палки. Было темно, и я просто листал дневник Нэнси, даже не пытаясь разобрать слов, смотрел, как пляшут передо мной написанные ею буквы, потом положил дневник поверх охапки дров. Я зажег фитиль, поднес его к сухостою, смотрел, как с веселым треском начинали прыгать искорки и огонь лизал ветки. Обложка постепенно съеживалась, темнела, начинала тлеть, распространяя вокруг запах горящей кожи, бумага жадно отдалась пламени.

Дома я нашел Нэнси. Она сидела перед компьютером и при моем появлении повернулась и улыбнулась. Мне казалось, что это запах костра пробудил в ней светлые воспоминания о том, как мы с Джонатаном вместе проводили Ночь Гая Фокса, но, оказалось, дело не в этом. На страничке Николаса в «Фейсбуке» появилось сообщение от его отца.

Глава 49

2103, лето

Николаса нашли лежащим неподалеку от входа в больницу Святого Георгия в Южном Лондоне. Врач сказал Кэтрин и Роберту, что, скорее всего, ему была введена большая доза героина. Сейчас еще слишком рано говорить, насколько велик ущерб, нанесенный его здоровью. В ближайшие двадцать четыре часа картина более или менее прояснится. Кэтрин и Роберт стояли бок о бок у постели сына. Напротив располагались аппараты, поддерживающие в нем жизнь: помогающие дышать, следящие за работой сердца, капельница. Аппараты работали бесшумно, почти молча. В ряд выстроились больничные койки, на них люди, похолодевшие, с закрытыми глазами, ожидали возрождения. Кое-кто не дождется.

Кэтрин не сводила глаз со своего мальчика, которому не сумела вовремя подставить плечо. Доктор ошибся. Прошло больше двадцати четырех часов, прошло двое суток, и они все еще не знали, каковы могут быть последствия того, что Николас сотворил с собой. Они с Робертом уже не стояли вместе, менялись, сидя у постели сына. Роберт отказался находиться с ней в палате, и Кэтрин приходилось ждать, пока он выйдет, чтобы занять его место. Ей было жаль времени, которое Роберт отнимал у нее, не позволяя быть рядом с сыном, но сцен она не закатывала. Более того, в каком-то смысле так ей даже легче – не видеть его. Она не способна думать о нем. Единственное, чего ей хотелось, – постоянно быть с Николасом. Сейчас она была с ним и дорожила каждым моментом свидания.

Кэтрин поймала себя на мысли, что ее сыну всегда угрожала ранняя смерть. Однажды его спасли, но она боялась, что на сей раз удача отвернется. Когда она смотрела на него, беспомощного, похожего на семимесячного ребенка, чьи органы не могут действовать самостоятельно, ей казалось, что она сама сейчас подобна новорожденной. Ее тело и сознание – как сырой материал. Странно, но от этого ей становилось легче: приятно было осознавать, что внешний мир касался ее в последнюю очередь. Она могла взглянуть на сына и увидеть его теми же глазами, что и тогда, когда он только явился на свет, в течение тех нескольких лет, пока его существование не стало связанным со всей той мерзостью и грязью, которую она сама на него обрушила. Да, она должна была принять на себя долю вины за то положение, в котором они сейчас оказались. От этого не уйдешь, это следует обдумать. А когда (если это «когда» вообще наступит) Николас достаточно окрепнет для того, чтобы выдержать такой удар, она расскажет ему все то, что должна была рассказать много лет назад. Она прикоснулась к его щеке, встала на колени, поцеловала в лоб и положила голову на край кровати.