Все сошли с ума - [17]

В приемном покое томилось ожиданием несколько человек: пожилой, хорошо одетый мужчина, супружеская пара средних лет, высокий светловолосый парень в кожаной куртке и женщина с молчаливой бледненькой девочкой лет семи-восьми.

В вестибюле было прохладно и неуютно. В единственной и неповторимой кадке медленно, но верно засыхала одинокая пальма. На стуле у входа нес свою унылую вахту охранник в сизо-серой форме, который с тупым бессмысленным видом пялился на посетителей.

Вершинина влетела в гулкую, пересыпаемую только шелестом дождя за окном тишину приемного покоя подобно шаровой молнии, обратив на себя внимание всех присутствующих. Закрыв зонт, она быстро огляделась и направилась в глубь холла.

— Добрый вечер, девушка, — наклонилась она к окошечку, за которым склонилась над карточками и журналами миловидная блондинка, — к вам недавно поступил Мамедов Алискер. Я хочу узнать, в каком он состоянии.

— Здесь все хотят… — возразила было блондинка.

— Все меня не интересуют, — понеслась с места в карьер Вершинина, нервы которой были напряжены сверх всякой меры, — я вас спрашиваю о Мамедове. Вы здесь, вообще, зачем сидите?!

— Успокойтесь, гражданка, — взяла на пол тона ниже медсестра, — сейчас я узнаю.

Блондинка начала крутить диск на телефонном аппарате.

В этот момент сотовый, лежащий у Вершининой в кармане плаща, требовательно запиликал.

— Слушаю, — Валандра прижала трубку к уху.

Публика, собравшаяся в вестибюле вкупе со скучающим охранником с интересом разглядывала ее статную фигуру и обрамленное густыми русыми волосами красивое волевое лицо, на котором сверкали лихорадочным блеском большие голубые глаза.

— Докладывает Ганке. Обыск сделан. Но вот незадача — кто-то нас, Валентина Андреевна опередил.

— Что?!

— В квартире Рыбаковой кто-то раньше нас сделал обыск, нам, как говорится, остались одни крохи.

— Что за крохи? — Вершинина не сводила глаз с медсестры, которая, очевидно, уже что-то узнала и теперь ждала, пока Вершинина закончит телефонный разговор.

— Фотографии, бланк один, кое-какие записи. На одной фотографии…

— Потом, Валентиныч, завтра. — Валандра торопилась узнать о самочувствии Алискера.

— А с Мамедовым что?

— Я сейчас в больнице. Он попал в аварию, его самосвал протаранил. Вадик звонил с места аварии, сказал, что вроде сотрясение и перелом руки.

— Мы сейчас подъедем. Колька тут икру мечет. Заодно и о результатах обыска подробно доложим.

— Ни к чему это, Валентиныч, поздно уже. Отдыхайте. Завтра работать.

— Да что вы, Валентина Андреевна, разве ж мы уснем? Вы в какой больнице-то?

— Валентиныч, — строго произнесла она, — отбой!

Спрятав сотовый, Вершинина обратилась к блондинке.

— Ну что, девушка?

— Ему только что сделали рентген. Закрытый перелом средней трети левого плеча без смещения и сотрясение мозга, средней степени, скорее всего. Точнее можно будет сказать завтра.

— Ему что-нибудь нужно? Лекарства там, бинты? У вас же сейчас нет ничего.

— Зайдите завтра после обхода, поговорите с лечащим врачом. Сейчас ему наложат гипс, и он будет отдыхать до утра.

— Спасибо, — Вершинина подняла голову от окошечка и посмотрела в окно.

Дождь почти перестал, ветер тоже стих. Капли воды кривыми струйками ползли по стеклу. Она вышла на улицу и остановилась на крыльце, ища по карманам плаща сигареты. Болдырев выскочил из машины и подбежал к ней.

— Ну что? — коротко спросил он.

— Жить будет, — успокоила его Валандра.

* * *

Утро следующего дня для Вершининой началось в восемь часов с разговора с Мещеряковым. Она рассказала своему дотошному шефу об инциденте с Алискером. Мещеряков, выждав долгую паузу, вперил свои маленькие водянистые глазки в Вершинину и спросил:

— Думаешь, это случайность?

— Ну что ты, Миша, я не первый год работаю. — Она закурила, — я же тебе сказала, что за этой пленкой еще кто-то гоняется. Нетрудно предположить, что это тот, кто знает о ее существовании. Нет сомнений в том, что это тот самый, как ты говоришь, мистер Икс с вечеринки, который дал задание сфотографировать Дыкина в компании с Шаровым. Это мог быть человек одного уровня с Шаровым, и никак не меньше.

— В любом случае, если этот мистер способен устраивать такие аварии, дело принимает серьезный оборот, — торжественно, точно открыл Америку, изрек Мещеряков.

— А мы что, привыкли в бирюльки играть? Я тебе сразу сказала, что за двадцать кусков придется попыхтеть. Или ты думаешь, что это первый случай, когда мои люди своей жизнью рискуют? — обиженно сказала Валандра, выпуская дым в потолок.

— Да ладно тебе, Валентина, тебе, прям, ничего сказать нельзя. Что-то ты очень чувствительная стала…

— Это плохо? — с вызовом спросила Вершинина.

— Неплохо, если тебе это не мешает с людьми общаться и работать.

— Могу тебя, Миша, заверить, что это не бабская сентиментальность и не уязвленное самолюбие! Просто я немного устала. А тут еще с Максимом что-то творится… Да и за Алискера я вчера перенервничала…

— Может, по стопарику? — Мещеряков выпятил губы. — Ну че молчишь?

Он открыл сейф, достал оттуда початую бутылку «смирновки» и две рюмки. Потом прошел к холодильнику, вынул банку ветчины и тарелку, на которой аппетитно сочно краснели соленые помидоры.