Все сложно - [19]

— Подбери челюсть, Победный! — смеется Свиблова, привлекая к нашей компании еще больше внимания. — Я тебя жду-жду!

— Привет, Лен, — чмокаю подружку в щеку. Я пришла с ней. Пусть все это видят. Уж не знаю, на что рассчитывал Победный, но у меня другой план.

Глава 9

Холод отступает резко. Просто в один миг. Или мне, выпавшей из жизни, так кажется?

Я открываю шторы в спальне, а за окном весна. Солнечный свет ослепляет. Ветерок, проникая в открытую форточку, приносит с собой острый аромат только-только распустившихся почек и напитанного влагой, разогретого солнцем дерева, что приветливо машет потемневшей веткой в окно.

Иногда для счастья хватает и вот таких мелочей. В основном, когда других поводов для этого не предвидится. Я улыбаюсь новому дню. Жмурюсь, задираю лицо к солнышку, позволяя хоть ему меня отогреть, когда слышу протяжное «Ма-а-а-ма». Срываюсь с места и бегу, не чувствуя под ногами пола. Толкаю дверь. Застаю Котьку склонившейся к специально приготовленному на такой случай тазику.

— Все хорошо, моя родная… Все хорошо. Где Олег?

— В душе. Я не успела…

Котька плачет и тычет пальцем в одеяло, а я не пойму даже, что ее так расстроило. Ах, да… Пятна. Она действительно не успела.

— Ну, что ты? Ничего страшного. Я просто все перестелю. Тебе получше? Посиди на кушетке, ага?

Пересаживаю дочь на кушетку, стоящую в ногах кровати. Снимаю пододеяльник, простыни, сгребаю в большой ком. И открываю окно, чтобы проветрить. Я совру, если скажу, что последние недели дались мне легко. Психологически оно, наверное, понятно. Но и физически я очень устаю, потому что весь дом на мне. А стоит только завести разговор о домработнице, и Котька впадает в панику. Ей во всем чудится заговор. Она всерьез опасается, что под видом прислуги в наш дом проникнет какой-нибудь репортер и сделает ее фотографии. Или еще чего-нибудь похуже. Хотя, если послушать Котьку, ничего хуже ее фото в прессе не может быть. Так что справляться с бытом мне приходится в одиночку. Я даже не могу прибегнуть к услугам клининговой компании, с которой сотрудничала несколько лет! А потому я пылесошу, мою полы, вытираю пыль… и одновременно с этим руковожу крупнейшим в стране рекламным агентством. И, знаете, это чертовски сложно, практически невозможно совмещать. Но я стараюсь.

Забыв о том, что ванная занята, толкаю дверь и утыкаюсь взглядом в голую спину Олега. Тот бреется перед зеркалом, стоя в одном лишь намотанном на бедра полотенце и до сих пор не просохших каплях воды. Есть что-то жутко интимное в этой картинке.

— Я только белье в машинку засуну. Включу потом.

— Ты мне не мешаешь.

Ответ Олега сбивает с толку. Если я выйду сейчас — он подумает, что я смутилась, или еще чего похуже… Например, что он меня взволновал. А это не так совершенно. Со-вер-шен-но! Значит, выбор у меня невелик. Я максимально равнодушно пожимаю плечами:

— Ну, раз так, подвинься, пожалуйста. Капсулы для стирки хранятся в этом ящике.

Олег молча отодвигается и возвращается к бритью. Чтобы не молчать, я бодро замечаю:

— Знаешь, я подумала, что Котька мало гуляет. Как ты смотришь на то, чтобы вытащить ее на прогулку?

— Я предлагал ей это сто тысяч раз. Она не хочет.

— Тогда вытащи ее хоть на террасу. Вы, кстати, сегодня одни на хозяйстве. Так что можете устроить романтик.

Эта тема до сих пор дается мне нелегко, но иногда я себе позволяю вмешаться. И дураку понятно, что когда в доме полно народу, им не до романтики. Вот почему я стараюсь пореже бывать дома. Особенно когда у Котьки хорошие дни.

— Опять пойдешь с Миром в кино?

— Или в пиццерию.

— Послушай, это так глупо…

— Что именно?

— То, что мы тебя вроде как выживаем из дома.

— Да почему выживаете? Я в принципе не из домоседок.

— Ну, да… Знаешь, я тоже работаю по десять часов в сутки, и что-то не припомню, чтобы мне после работы захотелось тащиться в кино на какой-то дерьмовый фильм. А знаешь, что в этом всем самое херовое? То, что все твои усилия напрасны.

Олег хватает салфетку, чтобы стереть с лица остатки пены, промывает бритву. И в каждом его движение — едва сдерживаемое раздражение. Я сглатываю:

— В каком это смысле?

Машинка, набрав нужное количество воды, затихает, ванная комната заполняется вязкой тишиной.

— А что, она тебе не жаловалась?

— Нет. На что? — я зачем-то кошусь на дверь. Как если бы хотела удостовериться, что нас никто не подсушивает, или же мечтая сбежать.

— Точнее, на кого. На меня, естественно. На мои желания. Которые Кате кажутся несвоевременными.

Барабан начинает вращаться… Я растерянно смотрю на то, как в нем, намокая, крутится постельное белье. И вообще не знаю, что на это откровение ответить.

— Хм… Ты меня извини, но… может, они такие и есть? Ей сейчас плохо и…

— А мне? Как мне? Она не думает?

Черт его дери! Как мы пришли к этому разговору? Почему он состоялся здесь? Когда он полуголый, а я… замученная и до того разбитая, что просто не могу подать ему ситуацию под тем углом, под которым она бы в его глазах приобрела несколько другой, более приемлемый вид.

— Олег, ты же понимаешь, что женский организм устроен несколько иначе. Любой женщине, тем более больной, для секса нужен определенный настрой. Только представь, как сложно настроиться на нужный лад, когда тебе зачастую плохо физически. Сколько мыслей в ее голове, самых печальных и безысходных мыслей…