Все реки текут - [56]

– Что с тобой, девочка? На тебе лица нет. Выслушав объяснение, он провел Дели в пристройку, где помещалась кухня, сгреб в кучу не остывшие еще в печи угли и принялся готовить горячее сладкое питье. А Дели тем временем осторожно смазывала покрасневшую кожу маслом.

– Все потому, что носите, молодые, Бог весть что. Сколько молодых женщин в год до смерти обгорает! Он покачал головой. – Есть же хороший фонарь «молния», вот и бори его с собой на улицу. Куда лучше свечи. Слышишь, Дели?

– Да, дядя.

– Ты еще молодец, сообразила, что делать надо. А то ведь многие как: заорут и бежать. Хорошо хоть волосы не занялись, можно представить, что было бы.

Но Дели уже представила. Ноги подкосились и, внезапно побелев, она зашаталась. Чарльз, мгновенно подскочив, подхватил племянницу под руки и бережно усадил на табурет. В эту минуту дверь отворилась и в кухню вошла Эстер в поспешно наброшенном пеньюаре, с заплетенными в жиденькую косицу волосами.

– Что здесь происходит? Вы так шумите…

– Дели себя подожгла, а потом сама же потушила, умница. Вот ведь история. Она свечу потеряла, пришла меня на помощь звать. А эта вон даже не проснулась.

Он указал на дверь маленькой комнатки, которая выходила в кухню. Из комнаты доносился храп Бэллы. С тех пор, как Анни переселилась к Или, Бэлла снова ночевала в доме.

– Мда-а. Дай-ка я посмотрю твой ожог. А ты, Чарльз, поди поищи пока подсвечник, – велела она, убирая с нежных плеч Дели клочки обгоревшей косынки и осматривая красные пятна на коже. – Маслом больше не мажь. Я тебе лучше повязку наложу с содовым раствором. Пойдем, я помогу тебе лечь.

Она почти вырвала подсвечник из рук вернувшегося Чарльза и повела Дели в ее комнату.

25

Вода потихоньку спадала, мелкие рачки, которые прежде копошились под затопленными корягами в поисках подводных нор, зарылись в ил. Река плескалась в цепких когтях полуобнажившихся корней. Длинный пеликаний клин летел к верховьям реки, сороки вили гнезда и носились в лугах, ревностно охраняя свое потомство, ночь, залитую лунным светом, оживляли голоса ночных птиц.

Река пересыхала. Постепенно исчезали мелкие ручьи, оставляя на своем пути лишь цепь наполненных водой ямок, воздух теплыми весенними вечерами наполнялся ароматом жасмина и питтоспорума. Адам же становился все более раздражительным и угрюмым. Так же временами уходил в себя («накатило», – говорила в таких случаях Эстер), но теперь это случалось чаще и длилось гораздо дольше, чем прежде.

– Что ты расквохталась? – злился он, когда обеспокоенная мать советовала ему обратиться к врачу, – оставь меня в покое, а то совсем приезжать не буду.

И Эстер решила, что у него попросту не все ладится с Бесси.

Наедине с Дели Адам, обнимая ее, неожиданно опускал руки… Или вдруг резко обрывал на полуслове, когда она задавала очередной детский вопрос. Что с ним? Дели терялась в догадках.

Однажды ночью – в тот день Адам был особенно хмур и взрывался по каждому пустяку – Дели никак не могла уснуть. Уже несколько ночей в небе висела полная луна, и Анни, которая возобновила музицирование, упражнялась на гармонике возле хижины Или.

Дели вылезла из постели и высунулась в открытое окно. Под луной листья цветущего эвкалипта блестели, как мокрый металл. Мимо окна промчался рой гудящих мелких мух, прилетевший с реки вместе с легким прохладным ветерком. Дели дотянулась до халата и, набросив его, пошла к веранде: мух там не бывает и хорошо видна серебряная лунная дорожка на реке.

Она тихонько открыла парадную дверь и, стараясь не шуметь, скользнула на деревянный настил: босые ноги тут же ощутили шероховатость его досок. У веранды в зарослях жасмина двигалась темная тень. Дели, испугавшись, чуть не вскрикнула, но вовремя сдержалась.

– Дел, это ты? – послышался шепот Адама. – Да. Ой, Адам! Я никак не могла уснуть.

– Я тоже. В такую ночь стыдно спать. И потом, когда ты от меня всего через две стенки… Я тебя заставил выйти усилием воли.

– Как это?

– Мысленно с тобой разговаривал.

– Ну да! Ты думаешь, так можно?

– Конечно, тут и сомневаться нечего. Я уверен, что лет через пятьдесят люди смогут переговариваться друг с другом через море, как сейчас по телеграфу, только безо всяких проводов. Настроятся – и все. Главное научиться управлять своей мысленной энергией. Туземцы умеют общаться без слов. А мы так поумнели, что забыли про эту энергию и почти утратили ее.

Войдя в раж, Адам последние слова произнес в полный голос.

– Тише! – испугалась Дели. Она быстро оглянулась на окна, которые смотрели на веранду.

– Не бойся, Дел, она не услышит. Как у тебя сердечко колотится!

Дели стояла вполоборота, и Адам, продев руки у нее под мышками, прижал ладонь к маленькой груди, под которой трепетало сердце. Дели вдруг ослабела.

– Милая, милая, милая! – Весь дрожа, он перебирал ее мягкие волосы, целовал шею. Потом вдруг резко опустил руки, отвернулся и, прислонившись к перилам веранды, стал смотреть на освещенный луной изгиб реки.

– Что-нибудь не так? – Она коснулась рукой его пальцев. Впервые она спросила об этом.

– Все так. Только… ты искушаешь меня.

– Искушаю?

– Да. Толкаешь на грех.

Грех? Слово прозвучало, как хлесткий удар. Грехопадение, грех. Адам, Ева, Змей Искуситель, что-то низменное, дурное. Она не нашлась, что сказать, но сердце замерло в каком-то сладостно-щемящем страхе. Ей вдруг стало холодно.