Все реки текут - [39]

Дели привыкла к угнетающей ее ранее жаре и даже стала находить в ней свою прелесть. Дни стояли ясные, прозрачные, знойное солнце очищало воздух и наполняло его ароматом, исходящим от эвкалиптов, луговой мяты и настоянным в огромной голубой чаше небосвода.

Трава во дворе пожухла на солнце, и лужайка напоминала теперь огромный румяный каравай. Дели, плененная сочетанием красок выжженной травы и безмерной голубизны неба, вынесла из дома мольберт и попыталась сделать несколько акварелей.

Бумага высыхала почти мгновенно, а покрытый черным лаком металлический ящик с красками обжигал руки. Тюбики с желтой и ультрамариновой краской быстро убавлялись.

– О, эта невыносимая жара! – жаловалась Эстер. – Видать, она никогда не кончится. Уже целых пять дней температура не опускается ниже ста градусов.[9]

– Помнится, ты так же жаловалась на холода в Кьяндре, – заметил Чарльз.

– Да, но нынешняя жара переходит всякие границы. Что это за страна! Сплошь контрасты. То засуха, то наводнение, то невыносимая жара, то минусовая температура. Никакой умеренности ни в чем.

– Это еще что! Во внутренних районах страны температура месяцами держится 100–120° в тени. Люди вынуждены жить в пещерах, чтобы не изжариться заживо. Вода закипает прямо в водоемах. Да ты и не знаешь еще, что такое настоящая жара! – дядя Чарльз незаметно подмигнул Дели.

– Надеюсь, тебе не взбредет в голову поселиться там. Мне не хватает воображения представить, в каких невообразимых краях я могу оказаться по твоей инициативе.

Чтобы не тосковать о сыне, Эстер всю себя отдавала делам фермы. Будучи хорошей хозяйкой, она имела все возможности реализовать себя. Сырья здесь было сколько угодно: сливки, из которых можно было сбивать масло; фрукты, которые следовало заготовить на зиму; овечий жир, из которого отливали сальные свечи в формах из оберточной бумаги. Тетя Эстер ухитрялась делать даже домашнее мыло.

Сухой ветер доносил едкий запах лесных пожаров, выгнал из леса тучи птиц, которые искали спасения у реки. Разноцветные попугаи: какаду, и длиннохвостые, и «говорящие», и с хохолками, пламенеющими, точно заходящее солнце, – эти и другие птицы наполняли воздух красками и неумолчным гамом. Ибисы, цапли, лебеди и утки летели с высушенных огнем болот.

Или знал названия всех птиц, их голоса и повадки.

– Вы когда-нибудь видели гнездо лебедя, мисс Дельфия? – спрашивал он. – Оно очень мелкое, всего несколько камышинок. Но эти хитрющие птицы наловчились класть треугольные яйца, чтобы они не скатывались в воду.

– Ах, Или, перестань меня разыгрывать – смеялась Дели.

Она больше не была ребенком и не чувствовала себя здесь новенькой. Ей пошел шестнадцатый год. Излишне, пожалуй, худенькая, она обещала быть привлекательной: длинная шея, покатые плечи, едва намечающаяся упругая грудь, матовая кожа. Глаза у нее были большие, темно-синие, а губы алели естественным здоровым цветом. Теперь она стала заботиться о своей внешности: часто мыла густые темные волосы, умывалась пахтой, принесенной с маслодельни, так как прочитала где-то, что простая вода портит цвет лица. Ей очень хотелось поднять волосы кверху и удлинить юбки, но тетя Эстер не хотела и слышать об этом.

Адам привез новость о том, что в городе с началом зимы будет устроен выездной бал для молоденьких местных девушек. Он передал записку от миссис Макфи.

«С вашего разрешения, мы приглашаем вашу очаровательную племянницу остановиться у нас и поехать с нами на бал. А если здоровье позволит, приезжайте и сами. Пожалуйста, сообщите, доверяете ли вы мне заказать девочке вечерний туалет. С такой фигурой, темными волосами и синими глазами она будет иметь успех…»

У Эстер нашелся целый ряд возражений: не стоит тратиться на дорогое платье ради одного вечера; погода ожидается холодная, и ей самой ни за что не выбраться в город и так далее, и тому подобное.

– Тетечка Эстер! Я очень тебя прошу!..

– Будет тебе, мать, – добродушно проворчал дядя Чарльз. – Вспомни, как ты сама была молодой и как ждала свой первый бал.

Эстер сделала вид, что вспоминает и не может припомнить ничего сколько-нибудь приятного.

– Тебе совсем не обязательно ехать самой, дорогая, – продолжал ее супруг. – Миссис Макфи обо всем позаботится, а Адам напишет потом в своей газете, что дебютантка мисс Гордон была просто обворожительна и ее можно назвать королевой бала.

– Какая ерунда! Скажи мне, Филадельфия, ты умеешь делать книксен?

– Конечно! В школе нас обучали танцам.

– Ну, хорошо… Надо снять с тебя мерки и послать их миссис Макфи. Я напишу ей: не нужно заказывать что-то экстравагантное.

– Но юбка будет длинная? – уточнила Дели.

– Я думаю, да. – Во всяком случае, до колен. Разумеется, речь не может идти о шлейфе.

– Можно мне сделать высокую прическу?

– Ни в коем случае! Ты еще ребенок.

– Но все другие поднимут волосы! На балах так принято.

– Там будут такие же девочки, как и ты сама. А девочкам полагается носить длинные волосы, завязанные лентой.

Можно было подумать, что последние двадцать лет Эстер постоянно вращалась в обществе, а не прозябала в деревенской глуши.

– Тетя! Ну, пожалуйста…

– Уж разреши ей ради такого случая причесаться по своему вкусу, Эстер. Она будет выглядеть, как юная леди. – Двумя руками Чарльз взял ее густые темные волосы и приподнял их, открыв грациозную шею. Дели улыбнулась и залилась краской. При этом она так похорошела, что ее тетя поспешила сказать: