Все реки текут - [37]

– Только без меня! – вмешалась в разговор Анни. – Чтоб я опять полезла на такую посудину! Да режьте меня на куски!

Она пошла навестить своего «бедного старого отца», а Адам повел кузину осматривать город. Эстер приехала раньше, поручив сыну встретить Дели, сама занялась его хозяйством.

Они вышли с территории порта. Дели почувствовала, как жарко припекает солнце сквозь тонкую ткань белой муслиновой блузки. Она украдкой разглядывала Адама. На нем было новое канотье с лентой, широкий накрахмаленный воротник подпирал его волевой подбородок. Как он вырос, сколько в нем уверенности в себе! На его юношески пухлых губах играла легкая самодовольная улыбка.

– Миссис Макфи приглашает вас с матушкой на чай. Вы завтракали на пароходе?

– Нет. Анни невозможно было сдвинуть с места, а я не хотела идти вниз без нее – там были одни мужчины. Мне следовало родиться мужчиной, Адам. Как я хотела бы быть юнгой!

– Тебе больше подойдет роль девчонки-непоседы. Если послать тебя на камбуз, ты все там поставишь вверх дном.

Она шутливо ударила его по колену. Как ей хорошо с ним! Как она соскучилась по нему!

Вдруг он схватил ее за руку. С противоположной стороны улицы в их сторону направлялся бродяга. Нахлобученная фетровая шляпа почти закрывала его лицо; давно нестриженная борода падала седыми прядями на грудь. Завязанные в одеяло пожитки он укрепил за спиной, но узел съехал и висел криво; из него выглядывали нечищенный котелок и ручка сковородки. Грубые, видавшие виды башмаки и обтрепанные внизу брюки были серы от пыли. Все говорило о том, что он проделал долгий и нелегкий путь.

– Держу пари, ему есть что рассказать, – заметил Адам. – Но, боюсь, из него ничего не вытянешь.

Впереди себя они увидели вывеску адвокатской конторы «Бендиго компани». Старик подошел ближе, сбросил пожитки на землю, встал в эффектную театральную позу и погрозил кулаком в сторону окон.

– Грязные твари! Я вам покажу! – прорычал он. – Воры, жулье бесстыжее, креста на вас нет! Лишили меня наследства, ублюдки! Это называется, суму с нищего снять, отнять у слепого посох! Вы мне за это ответите!

Выхватив черную от сажи сковородку, он бросился к окнам конторы и начал крушить их направо и налево. Раздался звон разбитого стекла, и тротуар покрылся блестящими на солнце осколками.

На шум сбежались прохожие. Двое разъяренных служащих компании выскочили из помещения и схватили буяна. Тот стоял с поднятой сковородкой в руках, глаза его сверкали благородным негодованием. Видимо, он считал себя орудием Божьей кары.

Подоспел вовремя вызванный кем-то полицейский. Адам оставил свою спутницу и протиснулся сквозь толпу собравшихся зевак. Он почувствовал настоящий сюжет.

Старик довольно оглядывал произведенные разрушения. Он заметно успокоился, однако в его ярко-синих глазах еще горел зловещий огонек. Когда полицейский взял его под локоть и произнес сакраментальное «Следуйте за мной!», он снова завелся и набросился с ругательствами на перепуганных клерков. Вперед вышел управляющий.

– Мне кажется, я понимаю в чем дело, сержант, – сказал он полицейскому. – Мы занимались его делом о наследстве. По-видимому, он счел, что с ним обошлись несправедливо, и затаил обиду против нашей компании, которая выступала в качестве душеприказчика.

– Что вы со мной сделали? Знаем мы вашу справедливость! Пустили старика по миру с сумой за плечами, а сестра с мужем в карете разъезжают. Кровопийцы, грабители…

– Молчать! Марш в участок! А ну, шагай!

Полицейский поднял с земли запыленный узел с пожитками, отобрал у старика сковородку, которой тот, похоже, собирался запустить в нужную персону, и поспешил увести его в каталажку.

Адам узнал у управляющего имя старика и некоторые подробности его дела, после чего вернулся к Дели. Эта история уже рисовалась ему напечатанной в завтрашнем выпуске газеты, набранная миньоном,[8] под броским заголовком. В его голове уже складывался текст. Распростившись с матерью и Дели, он поспешил в редакцию.

Старый бродяга не выходил у девочки из головы, она думала о нем всю обратную дорогу. Дели тешила себя надеждой, что сумма штрафа будет не очень велика: ведь ему нечем заплатить, а это означает, что его посадят в тюрьму. Было что-то первородно-свободное в его дышащем гневом лице, в его независимом взоре – нечто такое, что приобретается в скитаниях по дорогам. Он был похож на вольную птицу, и если запереть ее в клетку, она умрет.

– Привет мама! Не пугайся, со мной все в норме. Правда, промок немного…

Адам стоял у задней двери, ведущей в коридор. С его одежды на линолеум пола ручьями стекала вода. Бэлла и Луси, которые видели из кухни, в каком состоянии пришел молодой хозяин, стояли на площадке задней лестницы, обсуждая происшествие на своем гортанном наречии, слова в котором перекатывались и обгоняли друг друга, словно журчащие струйки в торопливом потоке.

Их разговор был оборван резким голосом Эстер, требовавшей для сына горячей воды, горячего чая, горячих кирпичей к ногам – все разом. Посинелое лицо сына, его зубы, стучащие от холода, не на шутку встревожили заботливую мать.

С него сняли мокрую одежду и усадили у камина. Закутанный в теплый халат, он сидел в кресле и, потягивая бренди, припрятанное матерью на всякий случай, рассказывал, что с ним произошло.