Всё равно тебе водить - [12]

— Хочешь, живи у меня.

— Нет, лучше буду жить один. Я должен учиться жить один.

— Ты уверен, что правильно поступаешь? Ты получаешь всего триста тысяч.

— Обедать буду в столовой. Свет, вода и жилье будут даром.

— В каком смысле даром?

— Попрошу место в Доме Отказника. Там живут ребята, которые проходят гражданскую службу, как я.

— Запомни: если тебе что-нибудь понадобится, я всегда готова помочь. Не бойся, проси меня о чем угодно.

— Спасибо.

— Когда ты соберешься меня навестить?

— Скоро. Как только вещи соберу.

— Я тебя жду.

Я представил себе её спокойные, ясные, голубые глаза.

— Ладно. Не беспокойся.

Третья глава

1

Становилось по-настоящему жарко. Парфюм Ванни пах еще сильнее. Мы сидели в его кабинете. Я говорил, глядя ему в галстук, он — в люстру.

— Значит, тебе нужно жильё поближе к работе?

— Ну да. Я живу на окраине, и трачу кучу времени, чтобы добраться до центра.

— А ты никогда не думал, что можно у кого-нибудь пожить, а не забираться в Дом Отказника?

Я-то понимал, куда он клонит.

— Да нет, я думаю, лучше учиться жить одному. Ну, понимаете, еду готовить, белье стирать… Стать самостоятельным.

— Мой хороший. Послушай меня: я как раз ищу, с кем бы разделить свою квартиру.

Она такая большая для одного! Там на троих места хватит.

Он улыбнулся.

— Честно говоря, я бы хотел испытать себя. Если найдется свободная комната в Доме Отказника…

Ванни раздраженно раскрыл журнал.

— Ну конечно найдется, можешь заселяться. Но ты сам не понимаешь, от чего отказываешься.

"Ага, — подумал я, — понимаю прекрасно."

2

Дом Отказника находился на последнем этаже здания, в котором размещались также дом престарелых, школа для умственно отсталых и общежитие для трудных подростков. В лифте воняло мочой. Моя комната находилась в самом конце длинного плохо освещенного коридора с облупившейся краской. Едва я открыл дверь, мне в нос так шибануло затхлостью, что я застыл на пороге. Надавил выключатель.

Свет не зажегся. Наверно, люстру тоже закоротило от вони. Догадался в темноте, где балконная дверь. Потянул жалюзи. Оно поднялось до середины и застряло.

Огляделся по сторонам. Умывальник, кровать, стул, ржавый металлический шкаф, столик и сервант, тоже весь в ржавчине. В шкафу и в серванте пусто.

Открыл окно, чтобы проветрить. В комнату ворвался смог. Балкон выходил на оживленный проспект. Перила, белые изначально, покрылись, как патиной, серой от выхлопных газов пылью. Белым был только птичий помет. В конце концов, я всегда мечтал жить один. "И потом — ведь это даром," — подумал я.

3

В закутке за туалетом я нашел швабру, совок, тряпки, спирт и растворитель жира.

На этикетке бутылки растворителя был нарисован громадный черный череп. Но я решил не кончать с собой, а немного прибраться в своей комнатушке над головою у престарелых, хулиганов и неполноценных.

Я работал, как сумасшедший. Грязь не сдавалась, совсем как в рекламе правда, одного движения губки оказывалось недостаточно. Растворитель жира, которым я оттирал пол, стал жидкой грязью. Продезинфицировал всё спиртом: весь шкаф, весь сервант, вплоть до вентилей крана. Выгнал пауков. Поменял пыльные одеяла и пожелтевшие простыни на принесенные из дому. Вымыл балкон. Протер мокрой тряпкой с мылом стул и столик.

Наконец, я понял, что надо принять душ. Кажется, я видел его там же, где и туалет. Я сложил швабру, спирт и всё остальное в закуток и пошел взглянуть. Он был весь покрыт частыми брызгами коричневой грязи. Чистить и его тоже я не стал.

Могу ополоснуться в умывальнике у себя в комнате. Тут мне захотелось отлить. Я открыл дверь одной кабинки. Унитаз был без сиденья и, похоже, намертво забит дерьмом. Я открыл дверь другой кабинки. Унитаз был без сиденья и забит дерьмом.

Я открыл дверь третьей кабинки. Унитаз был без сиденья и забит дерьмом. Я посмотрел на дверь последней кабинки. Предпочел её не открывать. Пописал и кое-как ополоснулся в умывальнике у себя в комнате.

4

Сложнее всего, конечно, было со сраньем. Мне приходилось делать это в офисе.

Поскольку готовить ужины я не умел, чаще всего я просто выпивал один-два литра молока. Но эффект в моих кишках оно производило смертельный. По утрам я просыпался с адской резью в животе. Пока писал в умывальник, сжимал зад рукой, чтобы не наложить в штаны. Потом вбегал в пахнущий уриной лифт и устремлялся на улицу к автобусной остановке. Какое-то время почти всегда приходилось ждать.

Пятнадцать минут. Двадцать. Иногда больше.

Я шагал взад-вперед по тротуару. Пытался отвлечься на что-нибудь, всё равно на что: подсчитывал проезжавшие машины, тщательно переваривая в голове модели, цвета, число цилиндров. Я прикладывал просто сверхчеловеческие усилия, чтобы только не обосраться на месте. Взывал к Богу. Говорил сам с собой.

Свистел.

Старушки, ждавшие автобуса, опасливо на меня косились. Наконец, он подъезжал.

Переполненный. На каждой остановке божьи одуванчики всё прибывали и прибывали.

Когда мы проезжали мимо рынка, нас накрывала орда домохозяек, груженных сумками, пакетами, детьми. Валы пота накатывали один за другим. Фрукты и овощи второй свежести их дополняли. Я приезжал в СОБАК, почти теряя сознание — обезумевший, посиневший. Ни с кем не здороваясь, несся в туалет, чувствуя себя, как при месячных. Лишь там, наконец, разрешался. Плюх. Плюх. Плюх. Плюх. Пока дерьмо падало, я возносился в небеса.