Все расследования Шерлока Холмса - [644]

– И это означает, что нам она вряд ли пригодится, – сказал инспектор. – Вот если бы мы заполучили почерк преступника…

– Да, действительно, – кивнул Холмс. – А еще лучше – самого преступника… Но я все же хотел бы увидеть листок.

Инспектор извлек из записной книжки сложенный лист бумаги.

– Я никогда ничего не оставляю без внимания. Даже мелочь, – значительным голосом произнес он. – Это вам мой совет, мистер Холмс. Двадцать лет службы меня кое-чему научили. Всегда есть шанс обнаружить какой-нибудь отпечаток пальца или что-то в этом роде.

Холмс тщательно изучил листок.

– Что это, по-вашему, инспектор?

– Похоже на окончание какого-то странного романа.

– Да, это в самом деле может оказаться окончанием необычной истории, – сказал Холмс. – Вы обратили внимание на цифру вверху страницы? Двести сорок пять. Где же остальные двести сорок четыре страницы?

– Я полагаю, их забрал грабитель. Что и говорить, ценное приобретение!

– Вам не кажется довольно странным, что ради этих бумаг они пошли даже на незаконное проникновение в дом? Вам это о чем-нибудь говорит, инспектор?

– Говорит, сэр. Они схватили первое, что попалось под руку. Как говорится, на здоровье.

– Но почему они решили рыться в вещах сына? – спросила миссис Мейберли.

– Очевидно, внизу ничего ценного они не нашли, поэтому решили попытать счастья наверху. Я себе это так представляю. А вы, мистер Холмс?

– Мне нужно все это обдумать, инспектор. Ватсон, пойдемте к окну.

Когда мы подошли к окну, он прочитал отрывок текста, записанного на странице, который начинался с середины предложения. Вот что там было написано:

«…лицо заливала кровь из порезов и ссадин, но только он не замечал этого, потому что сердце его облилось кровью в тот миг, когда он увидел эти прекрасные глаза; глаза, ради которых он готов был отдать жизнь; глаза, которые теперь взирали на его унижение и муки. Она улыбнулась… О да, сомнений быть не могло, она улыбнулась, как бессердечный демон, когда он посмотрел на нее. И это был тот миг, когда любовь умерла и родилась ненависть. У мужчины должна быть в жизни цель. Если это не будут ваши объятия, миледи, пусть же моей целью станут месть и ваша погибель».

– Странная грамматика! – усмехнулся Холмс, возвращая бумагу инспектору. – Вы заметили, как «он» неожиданно превратился в «моей»? Автора так увлекло его же собственное повествование, что в самый напряженный момент он представил себя на месте персонажа.

– Да и вообще, написано так себе, – заметил инспектор, пряча лист обратно в записную книжку. – Вы что, уже уходите, мистер Холмс?

– Раз дело находится в таких опытных руках, я думаю, мне здесь больше делать нечего. Да, миссис Мейберли, вы, кажется, говорили, что хотели бы повидать свет?

– Я всю жизнь об этом мечтаю, мистер Холмс.

– И куда бы вы хотели отправиться? В Каир, на Мадейру, на Ривьеру?

– О, если бы у меня были деньги, я бы объездила весь мир.

– Понятно. Весь мир. Ну что ж, всего доброго, вечером я, возможно, еще свяжусь с вами.

Когда мы проходили мимо окна, я краем глаза заметил, как инспектор, улыбаясь, покачал головой. «И почему все умные люди немного сумасшедшие?» – было написано у него на лице.

– Итак, Ватсон, наше небольшое приключение подходит к концу, – сказал Холмс, когда мы снова оказались в самом сердце вечно шумного Лондона. – Я думаю, нам не стоит откладывать дело в долгий ящик. Покончим с этим как можно скорее, и было бы хорошо, если бы вы отправились вместе со мной, поскольку встречаться с такой леди, как Айседора Кляйн, безопаснее в присутствии свидетелей.

Мы взяли кеб, Холмс назвал какой-то адрес на Гроувенор-сквер и почти всю дорогу сидел, погрузившись в раздумья. Но неожиданно он очнулся.

– Да, кстати, Ватсон, я полагаю, вам уже все ясно?

– Честно говоря, нет. Я только могу догадываться, что мы направляемся к леди, которая стоит за всем этим.

– Совершенно верно. Но неужели имя Айседоры Кляйн вам ничего не говорит? Она ведь в свое время была первейшей красавицей. С ней не могла сравниться ни одна женщина. Она чистокровная испанка, ее род ведет свое начало от грозных конкистадоров, и предки ее несколько веков были правителями Пернамбуку. Она вышла замуж за старого немца, сахарного короля Кляйна, и вскоре стала богатейшей и красивейшей вдовой в мире. Потом какое-то время она посвятила удовлетворению своих прихотей. Сменила нескольких любовников, и Дуглас Мейберли, один из самых ярких мужчин Лондона, оказался в их числе. Только он воспринимал их отношения намного серьезнее. Он ведь не был пустым светским красавцем. Это был сильный и гордый мужчина, который отдался своему чувству полностью и ожидал того же в ответ. Но увы, эта женщина – настоящая «belle dame sans merci»[202], о которых так любят писать в романах. Удовлетворив каприз, она выбрасывает мужчину, как старую ненужную вещь, и, если ему недостаточно ее слов, она знает, как объяснить это ему доходчивее.

– Так, значит, то был рассказ о нем самом…

– Ну вот, наконец-то вы начинаете понимать, что к чему. Я слышал, она собирается выйти замуж за молодого герцога Ломондского, который чуть ли не в сыновья ей годится. Мамаша его светлости и рада бы не заметить такой разницы в возрасте, но назревает большой скандал, а это совсем другое дело, поэтому в категорической форме… Но мы уже на месте.