Все пути ведут в Сантьяго - [9]

Из детского портрета Карла кисти Карреньо это еще не очевидно, но и радостной картиной его тоже не назовешь. Длинный выдающийся подбородок, доставшийся от блистательного предка Карла V. Недовольно искривленный рот с короткой нижней губой, глаза смотрят с подозрением. Он умрет бездетным, этот главный герой трагикомедии одержимости и бесоизгнания, с мешочком яичной скорлупы, состриженными ногтями с пальцев ног, волосами и прочими колдовскими предметами под подушкой, чувствующий жуткий холод посреди самого жаркого дня, едва способный передвигаться, средоточие интриг, зажатый между исповедниками, великими инквизиторами, врачами, экзорцистами и придворными. Его смерти и особенно его завещания ждала вся Европа.

У каждого был собственный интерес: у императора Леопольда, Людовика XIV и у Вильгельма Оранского. Вопреки всем ожиданиям страдания Карла растягивались на годы — страдания и для него самого, и для европейских монархов. Смерть Карла наступила в тот самый роковой миг, когда обладатель наследства мог определиться лишь в ходе мировой войны. В это время Людовик подписал предложенное Вильгельмом Оранским соглашение, по которому Австрии передавались территории Испании, Испанских Нидерландов и колоний, а Франции приходилось довольствоваться Неаполем, Сицилией и Миланом. Однако австрийский император от такого щедрого предложения отказался. Через своего посла в Испании и архиепископа Вены Леопольд получил достоверную информацию о том, что нашептывал сатана в соборе Святой Софии во время изгнания дьявола из одного одержимого. Так он удостоверился, что в Карла вселился нечистый, и все, что нужно сделать, это изгнать его из умирающего Карла и его жены, тогда Господь сам позаботится, чтобы и Сицилия, и Неаполь, и Милан тоже оказались в его, Леопольда, руках. Я прав, история — все-таки лабиринт, но никто его не строил.

Стоял октябрь, потянулись последние дни жизни Карла. Снова доставили во дворец мощи святого Исидора и святого Диего, но двор был печален, потому что октябрь считался роковым месяцем для испанских королей. Королева сама кормила его толченым жемчугом, Карл оглох, от головокружений ему на голову клали свежезабитых голубей, у него пропал голос, и врачи пытались поддерживать в нем тепло, прикладывая к животу дымящиеся внутренности только что убитых животных. Но уже ничто не помогло, и король скончался. Его завещание состояло из разрывной бомбы и приказа считать святую Тересу Авильскую покровительницей Испании наравне с Пресвятой Девой. Война за испанское наследство была предрешена.

У входа в Алькасар, где вступил в свой роковой последний брак предок король Филипп, стоит памятник, не имеющий ничего общего и в то же время тесно связанный с Карлом, — он посвящен другой войне, случившейся много позже. Время — мужчина, История — женщина из белого мрамора, груди у нее больше, чем в самом извращенном «Плейбое». На коленях она держит книгу, куда она сама вписана, поскольку на обложке написано: «История». С высоты она смотрит на бронзовое поле битвы, лежащее у ее могучих ног. Мечи, штыки, со ствола пушки безвольно свешивается тело геройски погибшего офицера. A los capitanes de Artillería D. Luis Dadiz y D. Pedro Velarde, 2 мая 1808 года, с благодарностью от испанского народа.

В тот же день, чуть позже, я сижу на балконе гостиницы и всматриваюсь в очертания Сеговии — большого волшебного корабля в лучах закатного солнца, корабля, который медленно плывет к пламенеющему западу. Его мачты — башни собора и церкви, а нос — Алькасар. Глубоко внизу, словно развернувшийся океан, неподвижно лежит сцена с плодами и катастрофами, переселениями народов и битвами, где разыгрывались трагедии и пожинались плоды, земля, страна, не ведающая ни имен, ни дат.