Все против всех: Неизвестная гражданская война на Южном Урале - [90]

«Областники» и «державники»: еще один аспект противостояния

В истории гражданской войны в России есть один чрезвычайно интересный момент, который практически никогда не попадает в поле зрения исследователей и который имеет прямое и непосредственное отношение к судьбам нашего края. Закрытость проблемы, о которой пойдет речь, объясняется не цензурными соображениями, а безраздельным господством чисто марксистского взгляда на природу гражданской войны как исключительно социально-классовую, тогда как в этом случае необходимы совершенно иная методика, иной угол рассмотрения. Речь пойдет о субэтническом противостоянии.

Напоминаю для читателей, не слишком досконально знакомых с наследием Льва Гумилева: субэтнос — более мелкое, более дробное подразделение, чем этнос (народ); внутри этноса может быть несколько субэтносов, которые ощущают себя одним народом, но одновременно не менее явно чувствуют свою самость. Переводя разговор с академического уровня на уровень общепонятный, житейский, приведу пример, понятный каждому. Любой приезжающий в столицу нашей Родины, что называется, кожей чувствует несхожесть московского менталитета с, например, уральским. Не так ли? Как человек, двенадцать лет проведший в Питере, свидетельствую: там это ощущается даже еще в большей степени. При этом, к примеру, в 1941–1945 годах все — и москвичи, и питерцы, и уральцы с сибиряками — противостояли солдатам Третьего рейха как единый народ, внутри себя же отнюдь не забывая о своей региональной специфике.

Эта субэтническая струна всегда очень сильно звучит в истории любой гражданской войны. Вспомним известные факты. В Древнем Риме, чья история изобилует гражданскими войнами, одну из враждующих сторон зачастую так и называли — «провинциалами», то есть война шла по схеме: столица против провинции. Вся история гражданских войн во Франции строится по трафарету: провинция идет на Париж. Гражданская война в США часто называется «войной Севера и Юга». Нам же вбивали в голову, будто южане в той войне защищали рабство. Но большинство сражавшихся южан не имело рабов и не очень-то одобряло сам институт рабовладения. Как, например, рядовой Сэм Клеменс, вошедший в историю под именем Марка Твена.

Ну, а в России? В Смутное время пограничные провинции последовательно поддержали двух Лжедмитриев, Болотникова, Заруцкого, Ляпунова — всех, кто там в тот момент «рулил».

Что является движущей силой подобных конфликтов? Напомню, что блестящий знаток природы гражданских войн итальянец Фаринато делла Уберти считал: в таких войнах вряд ли хоть один боец идет в бой неосмысленно. Ответ один: люди защищают свое право быть самими собой и жить по тем нормам, какие являются для них естественными. И не гнуть спину перед надменной столицей.

Посмотрим теперь под этим углом на историю гражданской войны в России. Считать ее чисто субэтническим конфликтом, как в США, конечно, нет оснований — слишком многое в данном случае переплелось, перепуталось, затянулось в жуткий гордиев узел. И все же…

Как известно, главных баз белого движения было три: Северо-Запад, Юг и Урало-Сибирский регион. Как обстоят дела в свете обозначенной проблемы?

Северо-Запад можно сразу отмести, потому что армия Юденича была, по свидетельству всех без исключения источников, «сборной солянкой» и в социальном, и в политическом отношении — от вчерашних красных до круто пронемецки настроенной дивизии князя Ливена, да и в региональном тоже тут сошлись выходцы из самых разных регионов России; кроме того, с местным населением особо тесных связей у северо-западников не было. Отсюда, кстати, и чрезвычайно быстрый крах и дезинтеграция армии Юденича после первых же поражений: по словам журналиста Г. Кирдецова, «их ничего не объединяло, кроме желания покрепче побить большевиков».

С деникинцами уже много интересней. Как вы помните, даже само официальное название армии Деникина — Вооруженные силы России (ВСЮР). ВСЮР делились на три армии: Добровольческую, Донскую и Кубанскую. Из них только первая не носила субэтнического характера, так как формировалась из офицерских и юнкерских кадров, стекавшихся на Юг из Центра («бежали на юг табунами», как выразился Аркадий Гайдар). Донская же и Кубанская армии чисто местного формирования.

Следовательно, субэтнический фактор налицо. Но самое интересное начинается, когда мы добираемся до Урала и Сибири. Здесь необходимо сделать экскурс в предысторию.

В 50-х годах XIX века в так называемом Петербургском кружке сибирских студентов (Г. Потанин, Н. Ядринцев, С. Шашков, Н. Наумов, Ф. Усов) зародилось движение сибирского областничества. Студенты-сибиряки в 1863 году вернулись домой и активизировали деятельность (вплоть до готовности с оружием отстоять свои взгляды, за что некоторые, Потанин например, подвергались преследованиям).

Движение это развивалось в течение всей последней трети XIX века и вошло в век XX двумя крыльями — правым, околокадетским по партийной платформе (А. Артамонов, А. Гаттенбергер, Н. Казьмин), и левым, проэсеровским (Е. Колосов, П. Головачев, П. Дербер).

Сибирские областники считали, что центр отнесется к Сибири как к колонии, не учитывает региональную, экономическую и национальную специфику края (сибиряков они расценивали не как субэтнос, а как этнос) и делали вывод: Сибирь может существовать и самостоятельно.