Все против всех: Неизвестная гражданская война на Южном Урале - [77]

И — завершающий аккорд — из уст корреспондента газеты «Русское дело» Устрялова в Омске весной 1919 года, в момент пика успехов колчаковских войск: «Наблюдал за адмиралом во время молебна в Казачьем соборе… На его лице видна печать обреченности». А гражданская жена Колчака Е. Тимирова вспоминала: «Мысли о Роке, о гибельности избранного пути, об игре тайных страстей преследовали Александра постоянно… Он много думал о смерти, готовился к ней… не расставался с револьвером, чтобы при угрозе плена застрелиться».

Теперь, кажется, все ясно. С такими настроениями войн не выигрывают.

И произошло то, что и должно было произойти. Принимая роковое решение не ехать на Принцевы (а вернее всего, не принимая вообще никакого решения, молчаливо отдаваясь на волю случая), Колчак подписал приговор. И себе, так как ровно через год, 7 февраля 1920 года, он встанет перед расстрельным взводом в Иркутске. И что еще страшнее, — всему белому движению. Ибо после срыва инициативы Вильсона события потекли по самому неблагоприятному сценарию. Вышло так, что красным удалось вернуть Урал до зимы. Дальнейшее — общеизвестно.

Бездарность ли погубила белых генералов?

Я держу в руках книгу, за которую давали срок. Да-да, в совсем не такие уж далекие от нас времена несколько касаний к этой книге обходилось лет в пять лишения свободы. Называется она «Народное сопротивление коммунизму в России».

Под общей редакцией А. Солженицына, редактор-составитель и автор комментариев — М. Бернштам. Издано на русском языке в Париже в 1982 году в цикле «Исследования новейшей русской истории». Книга эта — бесстрастный сборник документов о трагедии тех лет. Документы самого разного происхождения: воспоминания участников сопротивления и мемуары карателей, отчеты дипломатов и стенограммы из штабов красных фронтов, воззвания антибольшевистских правительств и газетные передовицы тех лет.

Живая кровоточащая ткань времени, хирургический срез эпохи — недаром коммунистическая власть так боялась этой книги и с такой звериной ненавистью пресекала ее путь к читателю. Ведь при соприкосновении с такой литературой в одночасье рушатся все и всяческие штампы, коими мы столько лет руководствовались в своих оценках гражданской войны. Вот и сейчас самое беглое знакомство с запретной книгой рисует совершенно неожиданную для нынешнего читателя картину. О ней и пойдет речь в этой главе.

Итак, том третий: «Урал и Прикамье. Ноябрь 1917 — январь 1919 годов. Документы и материалы».

Вот первое, что бросается в глаза. Мы уже ранее, в предыдущих главах, затрагивали разные формы вооруженного сопротивления на Урале. Наш край — и в этом его уникальность для тех лет — познал все без исключения виды и типы антибольшевистской вооруженной борьбы. На Урале почти одновременно, в рамках одного хронологического отрезка, возникли и (что особенно важно) слились несколько потоков контрреволюции, как тогда выражались большевики. Судите сами.

Первый поток. Рабочие восстания от Лобвы, Верхотурья и Надеждинска на севере до Златоуста, Шадринска и Верхнеуральска на юге и от Тюмени и Камышлова на востоке до Перми, Верещагино, Оханска и Камбарки на западе. Восстаниями были охвачены Нижний Тагил, Невьянск, Ревда, Шайтанск (Первоуральск); несколько раз вспыхивал Екатеринбург и его окрестности ВИЗ, Березовский. Это без восстания в Ижевске и Воткинске, о котором речь пойдет ниже.

Второй поток. Крестьянская война по всему краю — от выступлений в масштабах одного села (восстания в Пыскоре, Косьве, Сеныге) до движений, охвативших целые регионы; так, сплошное море повстанческого движения залило территорию современных Пермской, Челябинской, Курганской областей, юго-запада, востока и севера Свердловской области, Башкирии, Удмуртии, прилегающих районов Татарстана, Марий Эл и Кировской области.

Поток третий. Казачье сопротивление в местах традиционного расселения уральского и оренбургского казачества: к осени 1919 года в руках большевиков оставались лишь изолированные пункты (Орск, Актюбинск).

Поток четвертый. Национальные движения в местах проживания татар, башкир, удмуртов, марийцев и других нерусских народов: в Башкирии — под руководством национального правительства (Ксе-Курултай) и под лозунгами национального возрождения.

Пятый. Дезертирство красных частей, не желавших воевать с собственным народом (Степановское восстание в Вятском краю, переходы питерских рабочих отрядов на сторону ижевских повстанцев).

Шестой. Победоносное наступление чехословаков и сибирских белогвардейцев. Такого смешения разных потоков антикоммунистического сопротивления мы вряд ли где еще найдем в России в 1918 году.

И тут мы подходим к нескольким ошеломляющим выводам, которые с неизбежностью следуют из знакомства с документами.

Во-первых, Урал был фактически освобожден повстанческим движением еще до прихода белых. Последним приходилось только выбивать красных из крупных центров (Екатеринбург, Пермь) и очищать от них Транссибирскую магистраль.

Во-вторых, если оставить в покое казаков и башкирские национальные части (армию Уфимского правительства и «мюридов»-моджахедов ишана Курбангалиева), то можно говорить об едином рабоче-крестьянском национальном повстанческом движении, ибо отряды рабочих, крестьян и национальные формирования действовали сообща и нередко под общим руководством. Это весьма ярко отражено в большевистских документах, где зачастую имеет место путаница в определениях, кто такие мятежники несознательные рабочие, кулаки (читай: крестьяне) или буржуи (то есть белые). Такая картина, в частности, — в документации красных по восстаниям в Березовском, Верхотурье, Лобве, Златоусте, Ирбите. Я уже не говорю о пропагандистских определениях типа черносотенные и меньшевистские банды и то, и другое без иронии. Или вполне серьезно об усольских и соликамских повстанцах как о наемниках англичан из Архангельска! На что не пойдешь, чтобы доказать, что против тебя всего лишь наймиты мировой буржуазии (именно так!), а не народная антикоммунистическая революция.