Все правые руки - [38]

* * *

С самого утра шли бесконечные заседания и совещания с отраслевыми министерствами, в основном посвященными их готовности к срочной мобилизации на случай обострения военной обстановки. Транспортники и дорожники отчитывались в мобилизационных ресурсах и пропускных мощностях, состоянии подвижного состава и коммуникационных трасс. Представители ТЭКа[30] рапортовали о заполняемости хранилищ горюче-смазочными материалами и возможностью их бесперебойной поставки на передовую. Тыловые службы из министерств сельского хозяйства и пищевой промышленности докладывали об обеспечении всем необходимым военнослужащих, занятых в АТО, по крайней мере, на первое время. Если бы все эти заседания проходили в совместном режиме, то их участникам не составило бы большого труда понять, что не сегодня, так завтра, начнется нечто грандиозное, требующее максимальной готовности и отдачи. Но хитрованы из Офиса президента разнесли совещания по времени, поэтому у каждого представителя отчитывающейся стороны складывалось впечатление о внезапном и немотивированном горячечном бреде президента, требующим в авральном режиме подготовки к обострению обстановки в том или ином секторе экономики. Поэтому поначалу никто и ничего не заподозрил, праведно сочтя все это очередной блажью «клоуна». Хотя, по правде сказать, и сам президент «нэзалэжной» мало что понимал в сухих цифрах отчетов и графиков заполняемости складов, от которых у него только рябило в глазах, и болела голова. Ему было откровенно скучно, а почти беспрерывные заседания раздражали невозможностью отлучиться и «пробежаться по дорожке»[31] в теплой компании и потрындеть ни о чем. Все эти совещания и заседания проводились ради одного ничем неприметного полковника Генштаба, скромно притулившегося даже не за столом, а на одном из стульев у стены, и что-то там без устали строчившего в своем блокнотике. Время от времени он отрывал из него листочки и подавал их через секретаря президенту, и тот задавал, интересовавший полковника, тот или иной вопрос докладчику. Уже прошло пять часов с момента начала череды бесконечных совещаний, когда, наконец, руководитель Офиса — Андрей Ермак сжалился над президентом и объявил о перерыве на обед. Бодро вскочив со своего обитого кожей кресла, Володимир Олександрович, как теперь принято его было величать официально, в соответствие с правилами «украиньской мови», ринулся было в столовую, где, как он уже заранее знал, его ждет поросенок с хреном, но ужимистый секретарь, непонятной гендерной ориентации, остановил его на полном ходу.

— Пан президент! — округлив глаза не то от испуга, не то просто от неожиданности, потому что с такой ситуацией он еще никогда не сталкивался, пришепетывая и почему-то озираясь, воскликнул полушепотом, с натугой подбирая украинские слова. — Вам дзвонять з Москви. Хочуть про щось поговорити[32].

— Как з Москвы?! Защо[33]?! — опешил президент, резко затормозив свое движение по направлению к поросенку.

— Не знам нищо за това[34], растерянно пожал плечами тот.

— Кой се обади[35]? — спросил Зеленский, оглядываясь в поисках поддержки подходящего к ним руководителя Офиса.

— Руски диктатор Афанасиев[36], - все также полушепотом поведал секретарь.

Тут подошел Ермак и сразу вникнув в обстановку решительно вмешался, дабы слабохарактерный и «недалекий» разумом президент не наделал очередных глупостей. Он уже был посвящен в общие детали предстоящей операции, поэтому прекрасно понимал, чем может обернуться нежданный звонок из вражеской столицы, до сих пор нечасто баловавшей своего бывшего сателлита звонками подобного уровня. Дела обстояли серьезные, и Ермак был первым, кто прекратил клоунаду с «украинской мовой», заговорив на чистом и незамутненном языке предков:

— Ступай в операторскую, — обратился он к секретарю, — и скажи связисту, чтобы на том конце обождали.

Не дожидаясь реакции «законно избранного», секретарь мигом слинял в указанном направлении, что явно свидетельствовало о том, кто в доме настоящий хозяин. Зеленский вздумал было ерепениться, «как же, ведь русский диктатор свой первый зарубежный звонок посвятил именно ему, а значит, Украина в глазах новых российских властей значит очень много, и там считают отношения с его страной приоритетными», но наткнувшись на холодный и беспощадный взгляд своего ближайшего соратника, сразу стих и съежился.

— Господин президент, вам не следует отвечать на этот звонок, — твердо заявил он, уже обращаясь непосредственно к своему боссу, не моргая и глядя тому в глаза. Он давно знал слабость Зеленского — не выдерживать и отводить глаза от прямого взгляда собеседника. Не выдержал он и в этот раз, хоть и выразил свое крайнее неудовольствие, пробурчав:

— Но ты, Андрей, должен мне будешь объяснить свой поступок.

Тот молча покачал головой, в знак отрицания, но все же снизошел до ответа:

— Лучше пусть это сделает Сергей Петрович, — и взглядом указал в сторону телефонного аппарата, стоящего на столе президента.

— Ты имеешь в виду Корнийчука? — уточнил Зеленский.

— Да. Срочно свяжитесь с ним.

— Хорошо, — с покорной обреченностью согласился президент. Корнийчука — явного ставленника националистического лобби и тайного протеже Госдепа Соединенных Штатов, президент отчаянно, до горловых спазмов боялся, чувствуя, что тому ничего не стоит организовать на него покушение, или просто сместить с такой неожиданной и такой привлекательной должности. Как и все мелкие негодяи, Владимир Александрович, был трусоват и податлив чужому влиянию, а потому, горестно вздохнув, безропотно подчинился указанию Ермака. Шаркающей походкой он подошел к своему столу и подняв трубку хриплым басом, никак не вяжущимся с хилым телосложением своего хозяина, произнес: